Ромка еле плелся позади меня и этим, признаться, жутко раздражал. До начала концерта оставалось всего пятнадцать минут, а с его скоростью мы рисковали добраться до филармонии только к антракту.
– Говорила же, надо на машине ехать, – бросила я через плечо.
Он картинно ухватился за свой пухлый бок, обтянутый белоснежным хлопком заботливо отутюженной Лизой рубашки, и лишь покачал головой.
– Нельзя, – выдавил Ромка, тяжело дыша. – Шампанское в буфете без меня не сможет! А после бокальчика-другого я не смогу за руль.
– Всегда думала, что ты ценитель других пенных напитков.
– Правильно думала, – согласился он наконец поравнявшись со мной. – Но в филармонии с пивом туго.
– Приходится довольствоваться тем, что есть? Понимаю.
На самом деле понимала брата я лишь отчасти. С одной стороны, от похода на концерт отвертеться ему было чрезвычайно сложно. Совсем недавно в оркестр был зачислен бывший муж Ромкиной жены Лизы. Вот тут логичным решением было бы держаться от филармонии подальше. Какой резон любоваться на пусть неактуального, но все же некогда супруга своей же благоверной? Но у Лизаветы Степановны на этот счет всегда был свой аргумент:
– Вы не понимаете! – картинно качала она головой. – Муж – это временно, а бывший муж – навсегда!
Ромку это почему-то не удивляло и даже не обижало. Будто он и сам был рад сознавать, что его брак – явление временное, и когда-то этому всему придет конец. Впрочем, с появлением на свет Ариши, их дочери, шансы закрепиться в роли мужа уважаемой Елизаветы Степановны Лукиной наподольше заметно крепли.
Для Лизы брак с моим братцем был вторым, и это при том, что она младше меня на три года. Я вот еще ни разу не успела побывать замужем. Впрочем, расстраивало это меня не так чтобы сильно: картина, которую я наблюдала в доме Лукиных, была настоящей антирекламой семейных уз.
Лиза вечно была недовольна Ромкой, то и дело сравнивая его то с бывшим мужем, то с собственным отцом. Чаще с первым, конечно. Сравнения, как правило, были не в пользу брата.
– Вот Епифан килограмм на двадцать худее тебя, – заявила она как-то прямо посреди семейного застолья.
Епифан Лукин – тот самый скрипач, который сегодня выступал в филармонии в составе оркестра, и бывший муж Елизаветы. Фамилию она, кстати, после развода менять не стала, и после брака с Ромкой – тоже. Наша прекрасная древняя фамилия Бубликовы ей почему-то не нравилась. Она даже братца склоняла стать Лукиным, чтобы в семье не было расхождений в этом вопросе, но тут, надо отдать ему должное, Ромка был непреклонен.
– С одним Лукиным уже не сложилось, – проворчал он как-то, когда мы все вместе гостили на нашей семейной даче. – Вдруг дело в фамилии?
– Нет, ну как я тебя людям представлять-то буду? Знакомьтесь, мой муж, Роман Вениаминович Бубликов?
– А что не так? – искренне недоумевал братец.
– Нет, ну угораздило же вас, – сетовала Лиза, переводя жалостливый взгляд с него на меня.
– Не понимаю недовольства, – вступилась я за Ромку. – Нормальная фамилия, меня за нее даже в детстве не дразнили.
– Ну правильно, с таким-то именем! – хохотнула Лиза.
Я вытаращила глаза, силясь убедить себя в том, что мне послышалось.
– Имя-то ее тебе чем не угодило? – полностью разделил со мной недоумение братец.
– Майка, сними майку! – выдала Елизавета Степановна, радостно хлопнув в ладоши, будто ей было лет пять, а не на добрых два десятка больше.
