Шаги командора
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном - туман.
Что теперь твоя постылая
свобода,
Страх познавший ДонЖуан?
Холодно и пусто в пышной
спальне,
Слуги спят, и ночь глуха.
Из страны блаженной, незнакомой,
дальней
Слышно пенье петуха.
Что изменнику блаженства звуки?
Миги жизни сочтены.
Донна Анна спит, скрестив на сердце
руки,
Донна Анна видит сны...
Чьи черты жестокие застыли,
В зеркалах отражены?
Анна, Анна, сладко ль спать в
могиле?
Сладко ль видеть неземные сны?
Жизнь пуста, безумна и бездонна!
Выходи на битву, старый рок!
И в ответ - победно и влюбленно
-
В снежной мгле поет рожок...
Пролетает, брызнув в ночь
огнями,
Черный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжелыми шагами
В дом вступает Командор...
Настежь дверь. Из непомерной
стужи,
Словно хриплый бой ночных часов
-
Бой часов: "Ты звал меня на
ужин.
Я пришел. А ты готов?.."
На вопрос жестокий нет ответа,
Нет ответа - тишина.
В пышной спальне страшно в час
рассвета,
Слуги спят, и ночь бледна.
В час рассвета холодно и
странно,
В час рассвета - ночь мутна.
Дева Света! Где ты, донна Анна?
Анна! Анна! - Тишина.
Только в грозном утреннем тумане
Бьют часы в последний раз:
Донна Анна в смертный час твой
встанет.
Анна встанет в смертный час.
Александр Блок
Посвящается Паулине
Ты хотела, чтобы я возвращалась. И я вернулась. На твою
землю, которую я возвела в ранг
святыни. Однажды я попросила о самом
сокровенном и получила бесценный
дар. Говорят, что мёртвое мёртвым,
а живое живым. Но я слишком поздно
узнала значение этой фразы. И то,
что за всё в этом мире нужно
платить.
Молись за наше с тобой продолжение
и, если можно, чуть-чуть за меня.
Я помню тебя, значит, ты ещё живёшь…
Я верю, что ты всегда рядом!
Июль 2008.
Громкая музыка разрывала тишину
уснувших полей. Пляшущие возле костра тени напоминали мне скачки
язычников возле жертвенного огня. С неожиданно нахлынувшим
суеверным ужасом я огляделась вокруг. Но не увидела ничего
особенного. Июльская ночь была не только тепла, но и достаточно
светла. Полная луна щедро заливала своим светом раскинувшиеся
кругом поля. Когда-то на них пасся скот, стояли копны с сеном.
Теперь большая часть из них поросла невысоким, но густым
кустарником. Про мелиорацию давно забыли и в низинах стояла вода.
Стало ясно, почему жители этой умирающей деревни предпочитали
строить свои дома не в одну, привычную нашему глазу линию, а на
возвышенностях.
- Стефа, - позвал меня голос Андрея,
моего мужа. – Иди сюда. Ты, что, уснула там?
Его родители, как и мои, так же были
родом из этой местности. Друзья, приехавшие с нами, также брали
свои корни отсюда. Ещё лет десять назад мы приезжали к своим
бабушкам и дедушкам. Теперь большинство из них умерло. Кто ещё
оставался жив, то переехал к своим родственникам. Из двух десятков
разбросанных по округе домов жилыми оставалось не более пяти. Лишь
одно место продолжало расти. Это деревенский погост, расположенный
прямо в центре деревни. Мои привыкшие к темноте глаза неожиданно
увидели высокую тёмную фигуру, шагнувшую прямо со стороны кладбища.
От охватившего меня ужаса я дико закричала. Музыка тут же смолкла,
друзья перестали танцевать, но меня и их разделял костёр и
несколько метров утоптанной нашими ногами травы. Фигура, между тем,
сделала ещё шаг. Я невольно попятилась назад, совершенно забыв о
том, что позади находится груда крупных камней. Естественно,
споткнувшись о них, я смешно взмахнула руками и потеряла
равновесие…. Нет, жёсткого приземления лицом в булыжники, лежащие
здесь не один век, не произошло. Вполне тёплая, значит живая, и
сильная, так как сумевшая удержать моё тело рука, пришла мне на
помощь. Сердце ещё продолжало бешено биться, но ужас отступал. Я
даже успела удивиться, почему мои друзья всё ещё стоят на месте.
Фигура, оказавшаяся мужской, несколько изменила положение
собственного тела, чтобы я могла приобрести равновесие. Впрочем, я
не спешила избавиться от держащей меня руки, понимая, что мои
ослабшие от страха ноги просто не удержат меня в вертикальном
положении.
