Находка в старом сарае
Дежурство подходит к концу. За его время мне удалось, наконец, благополучно дописать справку о закрытом неделю назад деле по двум квартирным кражам и выкурить полторы пачки на редкость вонючих сигарет какой-то заграничной марки. Последнее обстоятельство сделало совершенно неожиданно воздух в моём кабинете, маленьком и длинном, словно купе в вагоне, не совсем пригодным для дыхания. И я со вздохом решаюсь, предварительно пощупав рукой холодные в результате какой-то очередной аварии батареи отопления, открыть всё-таки форточку.
Накидываю на плечи пальто, подхожу к окну, решительно тяну за шпингалет: дым густой кручёной струёй ударяет из моего помещения наружу. Ещё, чего доброго, пожарные прикатят! Впрочем, я тут же успокаиваю себя мыслью: есть курильщики на свете почище моего! Я-то курю, в основном, от безделья, в часы дежурства. Вот мой начальник Иван Николаевич… Ого, скажу я вам! Во-первых, курит он только "Памир", во-вторых, курит его неограниченно. И у него в кабинете, когда он там восседает один, что называется, не продохнёшь. Перед приходом людей он, как правило, распахивает окно, чтобы никто, не приведи господь, не упал в обморок. Впрочем, от мыслей о вреде курения меня отвлекает стоящая за окном погода. До чего всё-таки капризен и неприятен декабрь в наших местах!
Только утром прошёл снег, а сейчас ветер уже посрывал его хлопья с окружающих наше здание деревьев, не оставив от него следа. Бедные тополя гнутся высокими тонкими ветвями к земле, и мне даже кажется, что я слышу, как они едва ли не человеческим языком чертыхаются от мороза. Прямо скажем, отвратительная нынче выдалась погода! Не случайно, наверное, говорят, что наш город по количеству ветреных дней в году занимает четвёртое место во всей европейской части Союза. И надо же родиться и жить именно в таком ветрогонном городе!
Я замечаю, как у меня снова начинает портиться поднявшееся было после окончания труда над бумажками настроение. И сам себе задаю вопрос: десять с лишним лет работы в качестве следователя по особо важным делам научили меня одной простой и мудрой истине. По закону подлости все чрезвычайные происшествия в городе случаются именно в такую вот отвратительную погоду, которую я так не люблю. Когда светит солнце и щебечут птички, никто не позовёт тебя на выезд. Но едва только заладит дождь, замолотит по асфальту со звоном град или посечёт снежная крупа – что-нибудь где-нибудь обязательно уж случится!
И сейчас, конечно же, будет именно так. Можно, наверное, домой и не собираться. . Придя к такому ценному логическому заключению, я с ненавистью смотрю на аппарат прямой связи с милицией. По внешнему виду он ничем не отличается от городского телефона, только чёрный. И в нём вместо диска номеронабирателя какая-то решёточка, за которой упрятано громкоговорящее устройство. По нему меня и вызывают в случае надобности.
Вообще-то, строго говоря, вся эта прямая связь не улучшила, а наоборот, заметно ухудшила мой контакт с начальством, ибо, несмотря на частые ремонты, ни единого слова, вырывающегося из него, я разобрать всё равно не могу. Поэтому, как только в чёрном аппарате раздаётся треск и неприятный грохот, напоминающий серию отдалённых взрывов малой мощности, я мгновенно срываю трубку, вскакиваю с места и говорю:
– Иду, уже иду! Сейчас буду!
И бегу к кабинету начальства, узнавать о том, что приготовила мне судьба вместо отдыха. Вот и сейчас моё помещение вновь наполняют те самые отдалённые взрывы. Я всё-таки вздрагиваю от неожиданности, закрываю форточку, чтобы её не разбил в моё отсутствие, как всегда, ветер, и бегу к Ивану Николаевичу.
– Вызывали, Иван Николаевич?
