Глава 1. «За колючей тенью»
Первые минуты, когда Алексей очнулся в трясущемся кузове грузовика, казались ему каким-то странным сном. Голова тяжёлая, губы пересохшие, тело ломит от усталости и голода.
Он попытался вспомнить, как сюда попал, но память отозвалась болью, как будто по ней ударили прикладом. Вспышки картинок: снег, крики, выстрелы, мерзлая земля, густой дым… Потом тьма.
А теперь – деревянные борта кузова, запах грязи и пота, и рядом такие же, как он, оборванные, голодные, растерянные люди.
Алексей медленно поднял голову. Напротив него сидел молодой парень с обмотанной бинтом рукой. Лицо грязное, глаза настороженные, но в них ещё теплилась надежда.
Рядом с ним – худощавый пожилой мужчина, опустивший голову, будто смирившийся с участью. За спиной раздавался тяжёлый кашель кого-то ещё. Алексей сглотнул, чувствуя вязкую горечь во рту, и попытался сесть ровнее.
Машина тряслась по разбитой дороге где-то в глубинке Польши.
Он не знал, куда их везут. Не знал даже, сколько времени прошло с тех пор, как он оказался в плену. Ему казалось, что вся его прежняя жизнь – театральная студия в Ленинграде, друзья, шумные посиделки, сцена, на которой он мог стать кем угодно, кроме себя самого, – всё это было в другой, нереальной жизни.
Теперь осталась только усталость, страх и боль в ребрах, где, кажется, была трещина.
Грузовик остановился. Раздался резкий крик на немецком. Людей начали выталкивать из кузова. Алексей спрыгнул на землю, почувствовав, как ноги предательски подкашиваются. Земля под ногами была твёрдая, промёрзшая, с тонкой коркой снега. Вокруг стояли другие машины, из которых тоже выгружали пленных.
Всего их было человек сто, может больше. Все – измождённые, в рваной форме или вовсе без шинелей, с пустыми глазами.
Алексей огляделся. Высокий забор из колючей проволоки, вышки с пулемётами, серые бараки. По лагерю медленно расхаживали часовые с овчарками.
В воздухе пахло гарью и чем-то кислым, едким. Алексей вспомнил рассказы о таких лагерях. Где-то внутри всё сжалось. Ему стало страшно, по-настоящему страшно – не как под обстрелом, не как в окопах, а глубоко, до дрожи в коленях.
– Руки за голову! – проревел конвоир на ломаном русском.
Алексей послушно поднял руки. Пленные, спотыкаясь, выстраивались в шеренгу. Немцы ходили вдоль строя, тыкали прикладами, били тех, кто не успел поднять руки или пошевелился.
Один солдат выдернул из строя подростка лет шестнадцати и, не сказав ни слова, ударил его прикладом в лицо. Подросток упал, а конвоир прошёл дальше, даже не посмотрев.
Алексей сжал зубы, чтобы не застонать. У него перед глазами всё плыло. Мысли прыгали, путались. Он старался дышать ровно, вспоминал свои актёрские тренировки: «Не показывай страх. Страх – это запах. Они его чуют». Но сердце билось так, что казалось, немцы услышат.
Они стояли так долго, что ноги затекли. Потом их погнали к баракам. Проходя мимо вышек, Алексей встретился взглядом с немецким солдатом лет сорока. У того были усталые глаза, словно он смотрел сквозь пленных, не видя их.
В этот миг Алексей вдруг понял, что и этот солдат тоже пленник – только другого лагеря, своего страха и приказов.
В бараке пахло плесенью, потом и грязью. Доски стен были сырыми, на полу – тонкий слой соломы. Людей загнали внутрь, как скот. Алексей сел в угол, обняв колени.
Кто-то рядом тихо плакал. Кто-то шептал молитву. Кто-то просто смотрел в никуда.
В голове у Алексея медленно выстраивалась мысль: «Я жив. Значит, есть шанс». Он знал, что должен будет выжить. Не просто ждать, не просто верить – выжить. Что бы ни случилось.
Алексей сидел в углу барака, чувствуя, как усталость медленно стягивает кожу на лице. Рядом кто‑то кашлял, кто‑то тихо стонал во сне.
