– Вы не смогли бы минутку присмотреть за моим малышом. Мне надо срочно отлучиться.
Игнат, с интересом наблюдавший за фотосессией трех прыгающих козочек в коротких юбочках, обернулся. Перед ним стояла фигурка балерины с невинными восторженными глазами.
– Я буквально мигом.
Игнат хотел сказать, что у него встреча, и он должен уже быть в назначенном месте, но не успел. Фигурка исчезла.
– Черт, – только и сказал Игнат. – И надо же.
Он даже не заглянул в коляску, а тут же нервно зашагал вокруг нее. У него действительно была встреча с профессором Дмитриевым, которую тот назначил на площади у Мариинского дворца – недалеко от министерства здравоохранения, где работал.
«Чего в кабинете пыль глотать, когда на дворе такая осень, давайте в парке и поговорим».
И вот на тебе такое – стоит Игнат с детской коляской, словно это его ребенок, которого он выгуливает. Ничего глупее не придумаешь.
А вдруг сейчас встретит Галку Ваданову, свою заведующую, с которой недавно вышел спор, чуть не перешедший в скандал, когда она вписала ему в план несколько материалов о половом воспитании?
– Теперь понятно, – скажет со свойственной ей язвительностью, – почему ты так упирался – своих детей скрываешь.
Так и скажет «дети», а не «дитя». Особой язвительности эта донецкая пролетарка всегда добивалась преувеличением.
Игнат начал озираться…
И тут раздался истошный крик, от которого взлетело воронье с деревьев и обернулись, как по команде, обездвиженные позой лотоса под тихую релаксическую музыку почитатели фалуньгун.
Орал младенец в коляске – явно мальчишка. В его крике чувствовалась мужская решимость довести дело до конца.
Игнат судорожно схватился за коляску, начал ее трясти. Ор стал еще сильней.
С любопытством глянул в коляску. На Игната смотрели большие осуждающие глаза взрослого мужика…
Вспомнилось – человек рождается и умирает с одинаковыми по размеру глазами. Точно такие же они будут у этого оратора (орать – оратор) и в 90 лет.
Явление лица Игната тут же усилило звучание – ор стал звуком бормашины, входящей сверлом в корень больного зуба.
Интересно, спокойно подумал Игнат, чего же он хочет? Писать – так в памперсах, колыбельную – так сам себе и поет. Кушать он хочет – вот что.
И глаза Игната начали шарить, в какую часть коляски всунута бутылочка со смесью. Он точно знал, что в таком возрасте «ребенки» едят смесь, ею и испражняются. Поиск не удалось закончить. За спиной вдруг раздалось басовитое «Улю-лю!».
И ор мгновенно прекратился. В наступившей тишине явно читался вопрос мужика в коляске – а это еще что такое? Наверное, точно такая же тишина наступила сразу после Большого взрыва, родившего Вселенную.
Рядом стоял молодой старый человек с аккуратно уложенными седыми волосами в дорогих очках и с легкомысленной молодежной сумкой на плече.
– Можно мне, – отодвинул некорректно плечом от коляски Игната мужчина.
Игнат невольно посторонился.
– Мы хотим кушать и общаться. Возьмите его на руки, молодой папаша. Мне еще к министру идти, а он меня обязательно обделает – по закону подлости.
– К министру, – задумчиво произнес Игнат. – А вы случайно не профессор Вячеслав Романович Дмитриев?
– Случайно ничего, молодой папаша, не бывает. Значит, вы тот самый журналист, который желает узнать все о половых отношениях?
Что же узнавать, если вы сами отец и, надеюсь, произвели это орущее существо традиционным способом. Должен сказать, ребеночек ваш здоровехонек, голос у него шаляпинский.
– А что – в таком возрасте можно узнать по голосу, что он станет певцом?
– Узнать ничего, дорогой мой, нельзя. Можно предположить. Вот я могу предположить, судя по вашему поведению, что вы к этому младенцу имеете весьма удаленное отношение.
