Моя история начинается и заканчивается смертью К. Хотя это совершенно невозможно. Ведь никто не может умереть дважды.
К. умер. Даже когда К. спал, он часто походил на мертвеца. В тот день утром дождь, не кончающийся уже несколько суток, прекратился и сквозь тучи пробивался солнечный свет. А К. был мертв, хотя казалось, что он просто спит. Обычно он заходил в спальню и выходил из нее в одно и то же время. Когда ночью он уходил в комнату, то не покидал ее до утра. Он никогда не читал там книг и тем более не включал свет. Он всегда неторопливо ступал в темноту, снимал одежду и ложился под одеяло. А когда наступало утро, при слабом, проникающем сквозь шторы свете он одевался и покидал спальню. К. не выходил оттуда раньше, чем планировал, даже если я стучала в дверь. Один раз я тихонько приоткрыла ее и увидела, что он спит, словно вампир средь бела дня. Он совсем не шевелился, поэтому, даже понаблюдав за ним какое-то время, я не могла понять, жив он или мертв, пока не проверяла его дыхание у кончика носа.
Около девяти часов утра из комнаты слышался скрип старого деревянного шкафа. Вскоре после этого К. выходил из спальни, потирал заспанное лицо загорелыми руками, испещренными морщинами, и садился за двухместный стол в углу небольшой кухни. На меня К. обычно никогда не обращал внимания, только иногда мог попросить воды или чашку свежесваренного кофе, пока не находил других причин для просьб. Но в целом, пока я находилась там с ним, я должна была считать себя все равно что призраком, иначе было нельзя. Без особого на то принуждения я часто осознавала, что дышу, существую. Чем больше времени мы проводили вместе с К., тем больше казалось, что даже пространство, которое мы делили, старело быстрее, чем я или сам К. И чем больше я привыкала ко всему этому, тем больше я привыкала и к тому, насколько стала сама себе незнакома. Поначалу я задумывалась, возможно ли это? Удивительно, но да. Всякий раз перед тем, как навестить К., я стояла у наглухо закрытых дверей и поправляла одежду, выравнивалась по струнке, будто совершая какой-то ритуал. Когда я входила в этот дом, мне казалось, что я оставляю позади себя свою душу, а может, даже и саму себя. Для меня это было привычное чувство. Конечно, я жила в ожидании того, когда это странное ощущение исчезнет, смутно осознавая, что это произойдет в какой-то неожиданный момент. Однако, когда этот момент все же наступил, оказалось, что я была к этому совершенно не готова.
В то утро, стоило мне только войти в логово К., я тут же столкнулась с незнакомым мне видом. На столе я увидела кружку, к стенкам которой от испарившейся влаги уже присохла темная кофейная гуща. У раковины включенную кофеварку с функцией поддержания тепла, а вот сам кофейник стоял в сухой раковине. Я поставила сумку на стул и посмотрела на наручные часы. К. еще не выходил из спальни. Он нередко пьет кофе или чай перед сном, но никогда не оставляет после себя беспорядок. Наоборот, он был одержим порядком, организацией, очень не любил, а потому и всегда легко злился, если вдруг что-то происходило не по его плану. Ему было непросто вступать в споры с другими, так что не в силах побороть мой сложный характер, если ему что-то сильно не нравилось, он без колебаний решал все вопросы самостоятельно. Какое-то время я просто стояла в тишине, оцепенев, растерявшись, будто я полицейский, впервые попавший на место какого-то страшного преступления. А затем я начала прислушиваться к тишине. Не было слышно ничего, кроме гудения старого холодильника. Это был дом, в котором не чувствовалось признаков жизни. Это были долгие пятнадцать лет. Насколько я знаю, К. никогда не покидал своего темного убежища, ни на одну ночь. Если он и выходил куда-то, то это занимало всего полдня. Он сам себя заключил в эту темницу, надеясь, что это исцелит его, освободит. Я же могла лишь принять это как должное.