– Мама, мамочка, проснись! – из сна вырвал дрожащий от отчаяния
тонкий детский голосок.
Я поморщилась от ужасной головной боли и попыталась прийти в
себя, но голова была словно зажата в тисках.
– Бабушка так опять ругается, а я есть хочу! – ребенок чуть не
плакал.
Я хотела сделать замечание нерадивой мамаше, но не смогла и глаз
открыть.
– Дарийка, поднимайся немедленно! – а это уже голос взрослой
женщины, от визгливых ноток голова отзывалась звоном, зато ребенок
притих, за что я была благодарна.
– Да ты посмотри на себя! Развалилась, как королевна, рассвело
уже, а работать кто будет? И девку свою уйми! Внуков моих
напугает!
Реальность вокруг меня немного покачивалась, словно я ехала в
вагоне поезда. Судя по тому, что здесь столько народу, в
плацкартном. Не помню, чтобы я собиралась куда-то. Командировка? Да
ну, я давно летаю самолетом.
Крики утихли, я снова провалилась в темный бесконечный сон,
когда изнуряющая тупая боль чувствовалась не так сильно.
Но только до тех пор, пока не почувствовала жесткий и
болезненный пинок. А это уже странно.
– Да ты, я смотрю, совсем уже опустилась! Даже до кровати не
дошла! – прошипела та женщина, ее голос был полон презрения. –
Лежит, как какая-то пьяница на полу! Хоть бы детей постыдилась. На
коврике, как собака, тьфу!
Чья-то рука тряхнула меня за плечо. Где-то снова заплакал
беззащитный ребенок.
Зачем они тормошат меня и так громко кричат? Почему они выясняют
тут отношения?
Усилием воли я едва смогла разлепить веки. Точнее одно. Второе
упорно не хотело открываться. А от увиденного и первое захотелось
закрыть, чтобы развидеть все.
Какой же это странный сон! Точнее, кошмар.
Я лежала на жестком холодном полу. В совершенно незнакомой
комнате, погруженной в полумрак. Прямо надо мной нависла женщина.
Высокая, жилистая. Она не была старой, но выражение презрения,
застывшее на ее лице, добавляло ей возраста. Ее взгляд обжигал
ненавистью. А пальцы, холодные и костлявые, держали мое плечо так,
словно она боялась испачкаться. Изо рта, искаженного злобой,
неслись ругательства.
Я хотела отогнать сумасшедшую, но вместо слов из груди смогла
извлечь только мычание и булькающие звуки.
Смачно плюнув на коврик, на котором я лежала, женщина снова
удалилась.
Сейчас я досчитаю до десяти, соберусь с силами и встану. Раз,
два…
– Мама, мамочка, ты очнулась! Я буду себя хорошо вести, чтобы
Анто… чтобы папа больше на тебя не ругался!
Мою шею обвили тонкие детские ручки. Малышка с растрепанными
волосами плакала и целовала мои щеки и лоб. Бедная, маленькая
девочка, кто же ее так напугал? Мое сердце разрывалось от жалости и
нежности.
Я прижала к себе дрожащего от рыданий ребенка, нежно погладила
по слипшимся волосам. Меня просто затопило любовью и нежностью.
– Не бойся, деточка, все будет хорошо, – прошептала я, чмокнув
свою малышку в макушку и зарывшись носом в пушистые детские
волосы.
И только потом вспомнила, что у меня никогда не было и не может
быть детей.
Осознание вопиющей неправильности и абсурдности всего
происходящего придало мне сил. Я уперлась трясущейся рукой в пол и,
приложив огромные усилия, смогла приподняться на локте. Кое-как я
села, тяжело привалившись к кровати, стоящей позади меня.
Реальность покачнулась, в ушах зашумело. Сердце едва не выскочило
из груди.
Рыдания несчастного ребенка немного стихли, девочка
успокаивалась в моих объятиях, согреваемая моим теплом. Надо бы
объяснить, что я не ее мама, а оказалась здесь совершенно случайно,
а она по какой-то причине нас перепутала. Хорошо бы найти нерадивую
родительницу и все ей высказать. Но мне было жалко расстраивать
малышку еще сильнее.