Ольга
− Вот что им от нас понадобилось? – задаю вопрос уже в пятый
раз, меряя шагами пустынный коридор учреждения органов опеки. –
Юлька выросла уже, совершеннолетняя.
Нас вызвали к директору, позвонив утром. Пока нашли время, здесь
все на обед ушли.
− Это из−за меня, наверное, − сидит с поникшей головой муж. Он
будто виноват в чем−то, но боится признаться. На него это непохоже.
– После того, что ты сейчас услышишь, придется подать на
развод.
Я ошарашенно смотрю на Стаса. Развод? С какой стати? У нас
нормальная семья. Ну ссоримся иногда, с кем не бывает?
Разлюбил?
Только открываю рот, чтобы вытрясти из мужа правду, как в конце
коридора появляется пухляшка в огромных очках. Она идет прямо к
нам, или к кабинету, возле которого мы сидим.
− Здравствуйте, вы Исаевы? – встряхивает русыми кудряшками и
приглашает пройти за ней. – Я Наталья Юрьевна. А дело вот
какое…
Женщина садится за полированный стол, открывает папку с
документами и протягивает нам фото маленького мальчика. Я смотрю на
мужа, ничего не понимая. Что за ребенок на снимке и почему он похож
на Стаса?
− Егор Исаев, ваш сын. Его мать, Зоя Горошкина скончалась от
неизлечимой болезни, оставив завещание. Ее последняя воля – отец
должен заняться воспитанием ее сына. Вот свидетельство о рождении,
тест на отцовство… все как положено.
Что за бред? Дар речи пропал. Смотрю то на женщину, то на мужа.
Потом беру свидетельство о рождении. Все верно, Зоя Горошкина мать,
а в графе отец вписан мой муж, Станислав Исаев.
Зойка… она уехала из города года три назад. Мы с ней дружили со
школы, она крестная нашей дочки, сама была бездетная и незамужняя.
Она мне как сестра была… И вот…
− Стас? Может быть ты объяснишь? – требую, задыхаясь от
негодования. – Что все это значит? Ты изменял мне с… моей
Зойкой?!
Подскакиваю к мужу и треплю его за пиджак, требуя объяснений.
Так больно в груди, сердце замирает от горя. Мой любимый муж. Моя
любимая подруга. У них ребенок.
− Угомонись! – рявкает муж, поправляя одежду. – Дома разберемся…
не при людях.
− Да, потом выясните отношения, − встревает дамочка, улыбаясь.
Привыкла семейные драмы наблюдать, наверное. – Вопрос в том,
забираете ребенка или отказываетесь от родительских прав, и мы
передаем Егора в дом малютки?
− Я заберу сына, − уверенно говорит Стас, а у меня чувство, что
я его теряю. Он будто читает мои мысли, поворачивается ко мне. – А
с тобой мы разводимся. Я не стану заставлять тебя воспитывать
чужого ребенка.
− Так, хорошо, − лопочет тетка, − тогда вот список, что
необходимо собрать. Мальчик пока в доме малютки, временно, но вы же
понимаете, нужны вещи и жилье, документы необходимые. На все дела
вам дается две недели, потом сообщите адрес, по которому будет
проживать малыш, мы приедем, посмотрим. И вынесем решение по вашему
делу.
Это не со мной. Это цирк какой−то. Как в тумане выхожу из
кабинета директора органов опеки. Предательство любимых людей давит
на плечи, заставляя упасть на пол и завыть. Но я почти бегу на
улицу.
Наша иномарка припаркована у крыльца, но я бегу мимо. Прочь!
Прочь от предателя. Так больно дышать. Не вижу ничего от
выступивших слез.
− Садись в машину! – ловит меня Стас и тащит к авто. Я не могу
вырваться, он сильный. – Садись, кому сказал! Поговорить нужно. Не
позорься, люди смотрят.
В голове стучит – развод… развод…развод…
Я даже не думала, что эта сторона быта коснется нашей семьи. Не
представляла… Перед глазами личико ребенка, глаза его… глаза Стаса.
Я всегда любила смотреть в глаза мужа, они не однотонные голубые, а
будто с нарисованными в них васильками.
− Не трогай меня! – взвилась, когда муж протянул руку.
− Я только пристегнуть.
− Сама справлюсь! Предатели… − всхлипываю, тыча застежкой ремня
куда попало. – Почему она?
