ПОСЛЕДНИЙ
ВОР
Книга четвёртая
Долгожданная
свобода
Вишнёвого цвета «Лада» шестой модели
мчалась по Горьковскому шоссе, лихо, обгоняя большегрузы, уезжая
подальше от надменной столицы в сторону приволжских степей тем же
маршрутом, каким многие столетия назад уходили от холодной жизни
люди непокорного духа, сбиваясь в разбойничьи ватаги, называвшие
себя вольными казаками. В салоне «Лады» находились трое. За рулём и
рядом с ним, на пассажирском месте, молодые крепкие парни, каждому
не более трёх десятков лет. Они и одеты по молодёжному, в модных
джинсах и в футболках с надписями по-английски. На заднем сидении
«Лады» расположился немолодой седовласый мужчина лет шестидесяти, в
добротном костюме, но без галстука. Едут скучно, часто
останавливаясь у придорожных забегаловок, когда перекусить, а когда
и ради чашки чая. Седовласый пребывал в грустных раздумьях, а
молодые спутники старались его не тревожить, потому и помалкивали,
слушая музыку из радиоприёмника на волне «Маяка».
Попутные города проезжали, не
задерживаясь, лишь во Владимире остановились, побывав у стен
знаменитой тюрьмы, а потом и на кладбище заехали, поклониться
безымянным могилкам с номерными табличками вместо крестов. Там
покоятся те, кому так и не повезло дождаться освобождения из
тюрьмы. Седовласый мужчина стоял, вспоминая своих старых друзей и
соратников, память о которых всегда хранит в своём сердце. Их
немало ушло из жизни, лежат в могилах по всему Советскому Союзу,
захочешь всех навестить, оставшейся жизни не хватит. В забытых
Богом местах Сибири, Урала, Севера и, конечно же, Колымского края.
Вот и приходится выбирать такие вот старые кладбища при
«централах», где можно было поклониться всем, выпить водки за
упокой души грешных. Он и сам, много раз и давно, должен был
покоиться в безымянной могиле. Но судьба, зачем то пощадила его,
дала сил вытерпеть, вынести выпавшие испытания и выжить.
Предоставила возможность увидеть волю, хотя бы под занавес его
жизни. Хотя особой радости он от этого не испытывает. По крайней
мере, пока.
Так уж выпало Максиму Ивановичу
Голубеву, вору в законе известному под кличкой Максим Метла ровно
тридцать семь лет, безвылазно, провести в местах лишения свободы, в
самых строгих тюрьмах Советского Союза. Украденный в юности кошелёк
послужил началом целой эпопеи, трагической и скорбной, которую
впору сравнивать с семью кругами Ада, в каждом из этих кругов вор
бывал на самом краю жизни, ходил по грани. Беспощадный, жестокий
рок, протащил Максима Метлу по самым страшным местам Гулага, окунал
в «отхожие ямы» с изуверским режимом, где в роли вертухаев
выступали прирождённые маньяки-садисты, а выжить можно было лишь за
счёт воровской сплочённости и способности к самопожертвованию. Воры
походили на истинных самураев-камикадзе. Во имя чести воровской без
раздумий убивали своих палачей, заранее зная о последствиях.
Оглядываясь на свою прожитую жизнь,
Максим Иванович Голубев, сам порой начинал сомневаться в том, что
это всё и в самом деле с ним происходило. Мог подумать, что это был
просто кошмарный сон, если бы не покалеченное тело и шрамы. Если бы
не рубцы на его сердце и не истерзанная душа, да нарушенная
психика. Если бы не морщины на его лице и не скорбь в его глазах.
Вор сознавал, что слишком поздно получил свободу, когда жизнь
фактически прожита и необходимо думать о переходе в мир иной. К
тому же, за тридцать семь лет его отсутствия, жизнь на воле стала
совершенно другой, мало понятной, а иногда и чужой. Вроде юной
студентки красавицы для пожилого профессора импотента, которую он
может пощупать, но не обладать ею.
Получив свободу, Максим Иванович
никак не мог сообразить, что станет делать с ней и сможет ли он
адаптироваться в современном мире. Ни планов, ни целей, остались
только мечты. Находясь в неволе, вор часто думал о свободе, пытался
представить день своего выхода на волю, что будет чувствовать и как
примет его сама свобода. Именно свобода, самая заветная мечта и
стремление любого невольника, ради которой никакой цены не жалко.
Так сказать, предел желаний. При достижении заветной мечты, должна
появиться следующая, ещё одна важная цель. Но новая мечта всё никак
не появлялась. А всё потому, что Максим Иванович попросту
растерялся, получив свободу, которой уже и не надеялся когда-нибудь
дождаться. Он попросту ошалел от тех перемен, что случились в жизни
за годы его отсутствия. Когда угодил в тюрьму, на воле
радиоприёмник считался роскошью. А теперь телевизоры в каждом доме,
кассетные магнитофоны, на улицах городов уйма легковых автомобилей.
Микрорайоны выросли там, где когда-то были окраинные овраги и
пустоши. Многоэтажные высотки, а в них лифты, которые Максим
Иванович никогда не приходилось видеть. А ещё и сами люди немало
изменились в своих интересах, повадках и нравах. Изменился и
преступный мир, которому вынужденно приходилось как-то
приспосабливаться к современной реальности. У криминальных
авторитетов появились свои личные интересы, официальные
удостоверения личности, прописка и даже семьи, со всеми
полагающимися для семейной жизни атрибутами. Правда, пока это особо
не афишировалось и не выставлялось напоказ, что только усугубляло
ситуацию. На лжи и лицемерии ничего хорошего не построишь, а только
лживое и подлое. Большинство людей, простые советские граждане,
чем-то напоминали Максиму Ивановичу биологических роботов. Жизнь по
расписанию. Проснулся, бегом на работу, с работы по бесконечным
очередям. В магазинах даже суповой набор костей да свиные головы
были дефицитом. Не говоря уже о колбасе, за которую могут затоптать
в очереди. Деток с садика или школы забрал и к телевизору. Это
норма повседневной жизни для большинства советских граждан. Летом
можно в домино во дворе постучать с мужиками, распить пару бутылок
«чернила». У магазинов и у пивных ларьков, промышляют бомжеватого
вида забулдыги, некоторые в арестантских татуировках. Клянчат себе
на опохмелку, могут и ограбить по пьяни, неважно кого. Таким
контингентом советская милиция отчитывается о проделанной работе,
повышает процент раскрываемости преступлений, заполняя ими зоны и
тюрьмы.
