Все персонажи данного романа выдуманы лично мной, то есть автором.
Все совпадения с реальными лицами, местами и событиями, которые происходили, происходят или будут происходить, всего лишь случайность. Которую можно объяснить подключением сознания автора, то есть меня, к ноосфере, которая, как известно, хранит в себе всё что происходило, происходит и даже то, чему ещё только предстоит произойти. Подключение это обычно происходит во сне, и многое из того, что автор подсмотрел в ноосфере, он забыл, а всё остальное сильно исказил в силу плохой памяти и скудной фантазии.
Город, описанный в произведении, существует на самом деле, но только в памяти писателя, то есть меня. Не ищите в нём знакомых улиц, дворов, домов. Это лишь старая, выцветшая, местами прожжённая жизнью и сигаретами фотография.
Также автор, то есть я, резко отрицательно относится к наркотикам. И, к так называемым лёгким, и к тяжёлым, а также к веществам растительного происхождения и синтетического. Автор: то есть я, призывает всех, ни в коем случае их не пробовать.
Автор, то есть я, также категорически не приемлет насилия как физического, так и морального и психологического.
Автор, то есть я, приносит извинения читателю за использование обсценной лексики в произведении: это он, то есть я, не со зла, так требовала структура, форма и стиль написания произведения. Я постарался минимизировать её использование, но не в ущерб смыслу, а всё что использовалось, старательно запикал.
И автор, то есть я, клятвенно обещает, при следующей правке вымарать весь сленг, арго и феню с матом, но только после того, как всё это исчезнет из нашего лексикона.
Добро пожаловать в мир капитана Дымова. Аминь.
Всегда с уважением, автор, то есть я.
Мне отмщение, Аз воздам.
Апостол Павел (Послание к римлянам. 12:16-21)
Делай, что должно, и будь что будет.
Поговорка
…И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали…
Александр Кочетков (Баллада о прокуренном вагоне)
Трое в чёрном – юная миниатюрная блондинка, высокий, широкоплечий парень и мужчина возрастом хорошо за пятьдесят, с угловатым суровым лицом – работали споро.
Быстро и бесшумно они расчистили комнату от мебели и покрывавшего пол ковра, даже темнота, разгоняемая только слабым светом уличного фонаря, им не помешала.
Едва они освободили пространство, от окна в центр комнаты шагнул мужчина, укутанный от горла до стоп в полотняную хламиду. Был он не молодой и не старый, среднего роста и среднего телосложения, со смазанными чертами лица, словно кто-то прошёлся ластиком по его облику, стирая приметы, будто нарочно делая безликим, не запоминающимся.
– Дети мои, готовьте донора, – негромко скомандовала безликий.
– Да, отец, – девушка почтительно склонила голову.
– Да, отец, – эхом откликнулся парень, повторяя её жест.
– Старший, готовь снадобье.
Мужчина кивнул, и, ловко орудуя медным пестиком, начал перетирать в покрытой узорами и сакральными символами медной чаше сладко и остро пахнущую траву.
Молодые подручные начали срезать с лежащей на диване девушки одежду. Та, опоенная какой-то гадостью, не сопротивлялась им, бессмысленно и безвольно глядя в потолок широко открытыми серыми глазами. Действовали они ловко, не мешая друг другу, было видно – такое они проделывали не раз, и каждому была известна его роль. Освободив жертву от одежды, парень с девушкой негромко замычали тягучий, угрожающе-заунывный мотив.
Тот, кого назвали отцом, скинул с плеч хламиду, оставшись в одних штанах небелёного полотна. Запустив пальцы в резной туесок, притороченный к верёвке, опоясывающий талию, он, забормотав что-то, напоминающее молитву, принялся мелом вычерчивать на полу пятиконечную звезду. Закончив рисовать, он легко подхватил девушку на руки и аккуратно положил её в центр нарисованной пентаграммы. Роскошная грива русых волос жалко разметалась по полу.
