Холодно здесь было, наверху. У полуразрушенных шпилей старого
горнодобывающего завода. Вернее, его остатков, бережно сохраненных
детьми последней войны. Ветра здесь гуляли ледяные и злые, даже в
самые душные и пыльные дни. А сейчас, пока солнце не порезало
первыми лучами едва светящуюся кромку горизонта, не рассветило
фиолетовые облака странноватыми розово-сиреневатыми секундными
бликами, здесь было воистину мерзко холодно.
Тень зябко куталась в широкий подбитый мехом бушлат и палила
окрестности. Пройдет еще каких-то пара часов, и она отправится
туда, за безопасную стену, впервые в жизни покинет чертоги и вкусит
свободные ветра стылых окрестностей. Страшно было до трясучки и
панических соплей, примерно на столько же, как и любопытно. Что там
за стенами из хлама и мусора, обжитыми, согревающими и
оберегающими, как объятия матери. Мать. Тень...
Вообще-то мать назвала ее Абигейл в честь... а кто его знает в
честь кого, может случайно услышала где-то и понравилось сочетание
звуков. Певуче так. К тому же младенец был чудо как мил, и оказался
абсолютно жизнеспособен. Еще большим чудом стал факт, что младенцу
удалось выжить и дорасти до сознательного возраста, перенести
тяготы голодной жизни в разрушенном мире и оказаться в нужной точке
небольшого поселения. Мать к тому времени отправилась изучать миры
не материальные, оставив дочь в полнейшем одиночестве. В этом самом
одиночестве нашел ее Головатый, местный химик, и прибрал к рукам в
качестве принеси-подая. То ли рук ему тогда не хватало, то ли пьян
был, в общем не известно, что его с подвигло на такую
благотворительность. Имя запоминать было лень, к тому же не в ходу
были имена в Термитнике, обозвал Тенью, прозвище так и приклеилось.
Чадо оказалось любопытным и рукастым, да с головой на плечах. Когда
надо молчало, когда не надо распускало свой острый язык и получало
по губам. Поначалу-то Головатый шпынял ее, гонял да с наказаниями
не церемонился, а потом заметил, что рука у нее не дрожит, глазомер
острый и котелок варит в нужном направлении.
Одно за другим, от простого к сложному, стал Головатый
вдалбливать Тени свою науку как умел, подыхать сам, конечно, не
собирался, но... не стабильно как-то оно все вокруг. Росла девчонка
себе на уме, в социуме вела себя отстранено, даже несколько
резковато, хотя частенько выбиралась вместе с охотниками на
поверхность, собирая ценные ингредиенты для лаборатории. Славу
сыскала себе в общем-то буки, но зашиваться к ней ходили без
страха, знали, что ловкие пальцы и сделают как надо, и шрамов
меньше оставят. Головатый работу ценил, но молчал, лишний раз не
проявляя нежностей. С нежностями вообще в нынешнее время как-то
сложно было, больше думали, чем пузо набить, а не нежничать.
Кстати, о пузе и Головатом.
Последний раз чиркнув взглядом по первым лучам предрассветного
солнца, девушка осторожно спустила по скрипучей лестнице и
направилась на кухню за завтраком. Головатый любил, чтоб к концу
первой сигареты еда уже стояла на столе.
Тень быстро-быстро пихала вещи в мешок в пол уха слушая
наставления старшего Ящера. Говорил мужик много и нудно, поэтому
половина его слов обтекала девушку как теплый весенний ветерок,
которого никто уже припомнить не мог. Заметив, что ученица не
думает его слушать, Головатый выдал ей хорошую затрещину, отобрал
мешок, с тихим ворчанием, высыпал содержимое на стол.
- Соплежуи, всему учить надо, даже вещи толком собрать не
можешь, - ворчал мужик.
- Вот, самое ценное, это на пояс под рубашку, чтоб только с
трупа снять могли, - Головатый швырнул в нее тюбики с
"лекарствами". Тень нахмурилась, задрала свитер и майку, распихала
по затянутому на талии ремню с кармашками ценные тюбики и мешочки.
Аккуратно заправила верх в штаны и продолжила хмуро наблюдать за
начальством.
