— Нет… пожалуйста, не насилуйте меня… — всхлипнула я.
Щека сразу же загорелась огнем от хлесткого удара марийца,
поймавшего меня.
— Молчать! — злостно заорал он, поправляя черные одежды,
скрывающие костлявое тело. — Значит целочка еще, раз волнуется о
невинности… хозяевам понравится…
Внутри все похолодело, горло сжалось тугим спазмом. Глаза
округлились от удивления, а крик застыл в горле. Слезы отчаяния
навернулись на глаза и хлынули, оставляя на израненной и грязной
коже мокрые следы.
— Уверен, что мы можем отнести ее на смотрины хозяину? — второй
мариец слегка откинул капюшон, нахмурил и без того морщинистое лицо
и брезгливо встряхнул меня за веревки.
Я зашипела от резкой боли в запястьях. Кончики пальцев
покалывало, распространяя холод, из-за которого немели нижние и
верхние конечности. Веревки с особым упоением впивались в кожу,
оставляя на ней красные следы и потеки крови.
— Эта землянка, судя по документам, — мариец качнул бумагами и
плюнув на пальцы, шустро перелистнул их, — шла на комиссию по
трудоустройству.
— А, тогда ее никто не станет искать, — отмахнулся его товарищ и
всунул мне кляп в рот. — Хозяева ждать не станут, идем.
Мариец потянул за веревки и потащил меня по разбитому асфальту,
сдирая уже не джинсы, а кожу. Я замычала в протесте и завертела
головой. Нет! Не хочу никуда идти! Мне срочно нужно было на работу,
чтобы позаботиться о маме и сестренке. Горло сжималось спазмами
боли, из глаз текли слезы, заслоняя пеленой двух марийцев. Сердце
отчаянно стучало в груди настолько громко, что заглушало все
остальные звуки.
— Вот упрямая сука, — рявкнул недовольно мариец, дернув меня на
себя, да так, что я ударилась головой о пол и сделала кувырок.
Резкая боль пронзила лоб. В голове зашумело, а из глаз
стрельнули искры.
— Какая-то она слабая, — расстроено произнес, — не уверен, что и
спаривание перенесет. Скажут еще, что товар паршивый.
Я оперлась на локти и нахмурилась, после чего с ужасом
посмотрела снизу на стоявших черных плащей. Внутри все затряслось и
перевернулось, будто на американских горках. Сердце упало вниз.
Что… что он сказал? Я сглотнула вязкую слюну. Изображение
медленно восстанавливалось, но лучше мне от этого не
становилось.
— Это уже будут не наши проблемы, помрет… так помрет…
О, Всевышний… О… боже… мой… Я не хочу… не хочу!
— Тащи ее, время только теряем!
Нет! Не-е-ет! Я схватилась за веревки кончиками пальцев и изо
всех сил потянула на себя. Всем телом. Всеми силами, что остались.
Всеми конечностями, которые только откликались. Кожа покрылась
сразу же тысячами иглами и вонзилась, вырывая из меня мучительные
крики и брызги слез.
— Твар-р-рь, — рыкнул мариец и сразу же оказался передо мной. —
Закройся!
Очередная пощечина смачно впечаталась в щеку. Голова
закружилась, и я рухнула на землю, чувствуя лишь теплую струйку,
которая потекла из носа.
— Что встал? — рявкнул он. — Тащи.
Сил вставать и сопротивляться больше не было. Поэтому меня
поволокли по земле, которая безжалостно царапала нежную кожу.
Громкие шаги и звяканье застежек на сапогах эхом раздавалось у меня
в ушах, напоминая о том, что я в ловушке.
Мои тихие всхлипы смешались со звуками разрушенного города.
Завоеватели даже не пытались его восстановить после жутких
катастроф, которые обрушились на землю. На улицах воняло гарью и
гнилью. Они буквально выворачивали желудок наизнанку.
Внезапно двое похитителей остановились.
— В первую камеру, — сказал мариец, став напротив кодового замка
и широкой двери.
Я присмотрелась, перевернувшись на живот. Это было огромное,
десятиэтажное, квадратное здание. На первом этаже были расположены
двери. Без окон. Без ничего лишнего. Лишь кодовые замки.
