Глава 1,
В которой Митя встречает двух старых знакомых
– А-а-а!
Крик нарастал, набирал силу и обрывался с жалобным всхлипом в конце. Снова и снова. Тяжелая дверь не могла его полностью приглушить, и Дмитрий Самарин дергался, то прислоняясь к створке, то утыкаясь лбом в стену рядом. Узор из трещин на штукатурке за несколько часов был изучен им досконально.
Невыносимо.
Длительное ожидание мучительно само по себе. А когда ты рядом с непостижимым и малопонятным, но при этом совершенно бесполезен – нестерпимо вдвойне.
– А-а-а!
Крик раздался опять, и вслед за ним послышался уставший, срывающийся плач:
– Мамочка, я больше не могу!
– Можешь, милая, можешь. Все хорошо. Попей воды. Осталось совсем немного.
– Пожалуй, стоит дать немного хлороформа. Марфа Семеновна, приготовьте.
– А-а-а!
Митя стукнул кулаком по стене, словно пытаясь разделить боль, которая буквально сочилась из-за двери.
Ужасно захотелось курить. Курить? Что за странное желание? Никогда ведь не увлекался. Но почему-то сейчас вспомнился один из подчиненных, Семен Горбунов, попыхивающий трубкой. В трудные моменты он всегда доставал табак, и кажется, это несложное действие помогало ему разобраться с насущными проблемами.
Митя сглотнул, отогнав глупую мысль. Дверь приоткрылась, и в проем боком протиснулась насупленная горничная, держа в руках таз. Вода в нем была красная, в ней плавали какие-то тряпки. Служанка поймала встревоженный Митин взгляд и отрицательно покачала головой. Потом закрыла створку ногой, перехватила таз поудобнее и ушла вниз.
Дмитрий снова уткнулся лбом в стену.
Невыносимо.
– Пойдем-ка.
Хозяин дома Николай Сергеевич Загорский подошел неслышно, потянул за рукав, и Митя подчинился. Позволил довести себя до кабинета и усадить в кресло, в котором и очнулся со стаканом в руке. Загорский-старший налил себе тоже и удобно устроился за столом. В комнате было сумрачно и тихо, никаких криков сюда не доносилось. Лишь тикали бронзовые часы в виде орла на каминной полке.
Митя механически отхлебнул. Медовое и тягучее согрело горло и мягко скатилось вниз, разливаясь внутри приятным теплом.
– Хорош, а? – Николай Сергеевич покрутил бокал, рассматривая маслянистые подтеки на стенках. – Clos du Griffier[1], тысяча восемьсот двадцать четвертого года. Почти столетний. Берег для особого случая.
Митя стиснул стакан в руке.
– Все будет в порядке, слышишь? – продолжал Загорский. – Не изводи себя, ты сейчас ничем не поможешь. Тут только ждать. Хотя, что я… Сам так же под дверью стоял и маялся, когда Анечка… Восемь часов, м-да. Ты пей. В следующий раз будет легче.
«Пережить бы этот», – малодушно подумал Митя и тут же себя одернул. Нашел время страдать. Это не ты сейчас кричишь за дверью.
Нет, дело не в этом.
Николай Сергеевич смотрел спокойно и участливо, и Дмитрий решился. Не то чтобы они с тестем сильно сблизились за последнее время, но и конфликтов между ними не возникало. Впрочем, сложно найти повод для разногласий двум занятым людям, которые вечно пребывают на службе. Митя – в качестве начальника Убойного отдела Сыскной полиции Москвы, а Загорский – биржевого чиновника и профессора политической экономии.
Настоящий момент, кажется, выглядел подходящим для откровенной беседы.
– Я… – Митя для храбрости отхлебнул слишком много и прокашлялся. – Я ведь не рассказывал вам, как потерял мать.
– Нет.
– Она умерла при родах, когда я появился на свет. И я… – Самарин замолчал, не в силах выразить вслух мучившие его опасения.
– Понимаю. И сочувствую. Но сегодня такого не повторится, даже не думай. Там врач, акушерка. Не сравнивай. Времена совсем другие.
