Думочка. Немного страсти в заснувшем сознании

Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны.

Владимир Набоков, «Лолита»

– Что-то давно не слышно ребят, – Рита открыла глаза и лениво потянулась в гамаке, в котором удобно покачивалась последние два часа. Ничто в диспозиции вечернего сада не поменялось. Если не считать косых лучей солнца, пробивающихся сквозь решетку перголы. Они стали почти параллельными земле и уже не могли заставить воздух дребезжать под своим напором.

Рита любила это время в любом сезоне. Но летом особенно – когда после жаркого дня минуты растягивались в часы томного ожидания прохлады.

– Ты опять заснула на закате, это нехорошо, – крепкий молодой человек поднялся с кресла качалки. Поправив сползшее с гамака покрывало, аккуратно сел рядом с Ритой, обнял, потерся носом о ее щеку.

– Почему нехорошо? Мне именно на закате спиться сладко. И я люблю проснуться в предвкушении вечернего кофе.

– Кофе ты пропустила, – подал голос высокий брюнет, сидевший немного поодаль от стола, за которым тихо переговаривались две женщины. Одна была постарше, в платье стиля бохо, сливавшемся с красноватым фоном разросшегося по беседке винограда. Вторая – большеротая и с раскосыми, как у газели, глазами, увешанная бусами и браслетами – выглядела почти прозрачной в своем ярком наряде.

– Женька прав, – поддержала она брата слегка насмешливым тоном, оставшимся от веселой болтовни с напарницей. – По аюрведе, спать на закате – к бедности.

– Так Женечка же не спит на закате, – парировала Рита и, чтобы закрепить свою позицию, притянула к себе мужа и крепко его поцеловала. А чтобы не выслушивать дальнейших советов от золовки, поспешила упредить. – И не усугубляйте, пожалуйста, рассказами о древних египтянах, китайской мудрости и медицинских исследованиях. Не верю. К тому же в городе я не сплю в это время. Но здесь… так все располагает.

Она вновь потянулась и обвела взглядом сад и дом, видневшийся за кустами сирени. С ее места в обзор попадала лишь широкая двускатная крыша, выложенная красной черепицей, да кусочек веранды, оформленной камнем. Рите всегда хотелось посидеть именно там: в уютных плетеных креслах, с видом на озеро. Но хозяева шале туда пускали неохотно. В семье считалось, что это какое-то личное их пространство, куда, как в спальню, заглядывать не стоит.

И все мирились с этим, тем более что места для отдыха кругом было достаточно. Особенно в саду, который с годами становился все более скандинавским.

Рите тут нравилось. И хотя она точно знала, что дважды в неделю ландшафт обихаживает садовник, ей хотелось верить, что природа сама поддерживает это скупое на краски великолепие.

Взять, к примеру, заросли мистического папоротника. Здесь он на каждом шагу – под деревьями и в цветниках, возле сказочных валунов и у ограды. И везде он разный. По цвету вайи, ее размерам, сочетанию видов.

Порой Рита уходила вглубь участка, туда, где возле огромного валуна разрослась дербянка. Там между высоких сосен на полянке стояли диковинные скульптуры – проволочные феи, танцующие на ветру.

Каждая, казалось, жила своей жизнью. Одна подхватывала поток крыльями, причудливо изгибая упругое тело, другая стремилась улететь с помощью одуванчика, третья кокетливо исполняла замысловатое па. И все же они были единым целым – от их компании веяло искренним весельем и верой в лучший момент. Рита каждый раз ловила себя на мысли, что хочет присоединиться к ним. Поднять руки, поймать дуновение радости и подняться над повседневностью.

Это было странное чувство. Знакомое с детства, но такое эфемерное и так редко теперь ее посещающее. Оно было сродни той волне счастья, которое накатывало на нее в момент возвращения домой из пионерского лагеря. Когда вдруг на шумном суетном вокзале оживал громкоговоритель: «Скорый поезд Москва – Архангельск прибывает к первой платформе».