Степные грибы в Целинном ели, наверное, только коровы да Чернов с доктором. Остальные жители поселка, – почти все казахи, – брезговали. Говорили: на мышей эти шампиньоны похожи.
А сами сусликов уплетали – ничего.
Тогда, на излете восьмидесятых, никто еще не знал, что пройдет совсем немного, и грибы эти станут деликатесом по причине отсутствия в совхозе зарплаты, а в магазинах – дешевых продуктов.
Все плохое только начиналось.
А, может, заканчивалось, – даже теперь в этом разобраться сложно.
Тогда же… Выйдешь летом в степь – словно белых голышей кто понакидал, издалека видно. Было, что собирать.
Но это – летом.
А зимой они с Лебедевым по вечерам открывали, душой радуясь, очередную банку маринованных (самими же!) шампиньончиков, томили на печи картошку со сметаной, и не было, точно не было в поселке тогда людей счастливее.
Сели вечерять (слово это Чернов полюбил особенно здесь), только зашаркали ложками по сковородке, – стук в дверь.
Морозный пар ввалился в квартиру раньше вошедшего. Каержан Талгатович – учитель труда, географии и физкультуры, заявился, глухо топая ногами в шерстяных носках.
– А что ж ты, Коля, валенки в сенях оставил? – поинтересовался доктор Лебедев, – застудишь нижние конечности, как домой пойдешь?
– У вас останусь, – хмыкнул сосед, – вы одни?
– Кот где-то шарится. А что?
– Тогда и валенки занести можно, – Коля-Каержан вернулся в сени и затащил не только обувку, в руке у него блестела бутылка беленькой:
– Спрятал вот гостинец в валенке. Вдруг директрису к вам занесет.
– Боишься?
– Уважаю, – гость по-хозяйски отодвинул стул, уселся, – Это вам приехал-уехал. А мне здесь жить еще. В город на выходные кто отправляется?
– Доктора очередь, – вздохнул Чернов, – а мне печку топить. Грибы не предлагаю. Кильку в томате будешь? Закусывать-то надо.
– Надо, – согласился Каержан, – да и поговорить есть о чем. Мне попутчика завтра к вечеру нужно. Вот ты, Валера, и пригодишься. А доктор, он не поехал бы.
– Смотря куда, – Лебедев деловито откупорил консервную банку, подрезал хлеба, – если, скажем, по бабам…
Чернов улыбнулся. Уж кому-кому, а Лебедеву о таком говорить – только людей смешить. Ну ладно, на местных не смотрит, – у каждого народа своя красота, – так ведь и с Людкой из райкома комсомола, и с той на день учителя даже танцевать не стал. А уж ей-то не только музыки хотелось, не зря принесло ее из райцентра на традиционную октябрьскую гулянку сельской интеллигенции, не с поздравлениями же и не взносы собирать. А доктору – хоть бы что. Посидел за столом, поулыбался в пушистые усы, да и пропал к концу праздника – в медпункт, дескать, надо. Людка не поленилась, до медпункта добежала, думала, намекает… Зря шароежилась, доктор уже дома дрых.
Каержан глотнул рюмку, подкрепился килькой и серьезно на Чернова посмотрел.
– В Казахстан завтра поеду, – сказал, – отца лечить.
– Так и отец поедет?
– Нет. Ему нельзя. И мне одному нельзя. Степь же. А своих просить – засмеют. Я же комсорг здесь, на отделении. Нашли грамотного.
– А с чего засмеют-то?
– С того. К мулле поеду. Ты же вот отца не вылечишь.
– Я такое вылечить не смогу, – Лебедев налил еще, – я же тебе говорил уже…
Отцу Каержана отсчитывал дни рак пищевода. Старик уже есть без ледяной воды взапивку не мог, боль мучала. И в здоровые-то времена сухой, как редкий местный тополь, Талгат Караев за считанные месяцы порастерял силы, побелел весь, выцвел взглядом. Но на работу, – к отаре, – ходил все равно, поднимался раньше всех, шагал за поселок, к кошарам, хрустя утренним снегом и жадно вдыхая морозный воздух. Чернов его видел редко – старый чабан плохо говорил по-русски и учителя стеснялся. Зато сыну говорил:
