Суббота. Позднее утро. А точнее –
обед. Я валяюсь в кровати, листая ленту новостей в социальной сети
и попутно отвечаю на сообщения с сайта знакомств. Два сообщения,
содержащие пошлые предложения – удалить, одно от бывшего
одноклассника – игнор, два от постоянных поклонников – вежливо
отшить. В общем, всё как обычно.
Отложив мобильный в сторону,
поворачиваюсь набок и, подперев правой рукой щёку, пускаюсь в
пространственные раздумья.
Будучи юной, неглупой и довольно
симпатичной девушкой, вопреки всем ожиданиям моих родных и близких
я была одинока. Одинока настолько, что, если представить мою личную
жизнь в виде поля, оно окажется зелёным, поросшим свежей травой, но
совершенно девственным. Полем, на которое не ступало ни одно
овечье, баранье или коровье копытце. Полем, которое я
собственноручно огородила двухметровым забором с металлической
сеткой, вдобавок пустив по ней напряжение. И когда какой-нибудь
особенно отчаянный молодец пытался сунуть свой нос за ограду, его с
распростертыми объятьями встречал мощный электрический разряд,
получив который, желающий пробраться на чужую территорию улетал
далеко и с криком. Почему я так поступала с парнями? О, нет, не
потому что я стерва или злая ведьма (хотя второе я обычно считала
за комплимент), а потому что лезли-то ко мне как раз-таки одни
бараны да козлы. И будучи девушкой гордой, самодостаточной и
разумной, я всегда помнила такую поговорку: «Пусти козла в огород –
он всю капусту пожрет». А мне моя капуста была дорога.
Мои родители развелись, когда мне
было десять лет. Мама тогда громко кричала, нервно размахивала
кухонным полотенцем и очень долго рыдала едва за отцом закрылась
входная дверь. Причина их развода была тривиальной – папа влюбился
в собственную секретаршу, пал под её острый наманикюренный ноготок
и им же придавленный, был вынужден покинуть наш дом и нашу жизнь.
После развода у мамы потянулась череда несчастных романов. Среди её
избранников кого только не встречалось: и милые мужчинки, в тайне
попивающие, а затем смелеющие до рукоприкладства; и непризнанные
гении, на самом деле являющиеся всё теми же алкоголиками, только
более смирными; и горячие ревнивцы кавказских кровей; и даже
бородатые дядьки на байках, с пивным животиком и болезненной
любвеобильностью. Вдоволь насмотревшись на этих товарищей, я
решила, что подпущу к себе только достойного мужчину. Однако ни в
реальности, ни виртуальности мне таких ещё не встречалось.
- Катюнь, иди кушать! – приоткрыв
дверь в комнату, позвала меня мама. Затем, не дождавшись от ленивой
дочери никакой реакции, она громко и с напускным недовольством
произнесла: – Нормальные люди уже полдня как на ногах, а ты всё в
постели валяешься, бока належиваешь!
- Ну, ма… Уже встаю, - заискивающе
протянула я.
Но мою мамулю так просто не
проведешь – она прекрасно знала, кого я из себя представляю. Именно
поэтому Ирина Владимировна, угрожающе насупив брови, медленно сняла
со своей ноги тапок и многозначительно похлопав им по руке,
произнесла:
- Через пять минут к действию
приступят подъёмные войска. А через десять, - она сделала паузу,
призванную создать интригу, - твои любимые пирожки с вареньем будут
отданы вечно голодному соседу с третьего этажа!
В одно мгновенье оказавшись на
ногах, поспешно принялась натягивать на себя халат.
- Не бывать этому! – воскликнула,
для лучшего эффекта подняв указательный палец вверх. – За свои
пирожки я ещё повоюю!
Мама весело рассмеялась и легонько
шлепнув меня по тому самому месту снятой тапочкой, сказала:
- Иди уже! Не надо ни с кем воевать.
На столе твои пирожки стоят, ждут, сиротинушки, пока ты
выспишься.
Благодарно чмокнув маму
в щеку, унеслась на кухню поедать свой завтрак.