Пожираюший

Корректор Регина Данкова

Литературный редактор Регина Данкова

Художественный редактор Влада Мяконькина

Ведущий редактор Ася Кравченко

Главный редактор Ирина Балахонова

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 12+

Любое использование текста и иллюстраций допускается только с письменного согласия Издательского дома «Самокат».

© Щербак Полина, текст, 2025

© Тетюшев Андрей, обложка, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025

Приглушённый свист, тихий гул, костяной стук музыки ветра. Покинутые здания для воздуха – флейта Пана. Мелодия города тает на жаре, теряет звуки и в конце сползает, измождённая, на пыльную дорогу еле живой нотой до. Белые камни, оловянная почва. Остальные оттенки украло у города солнце. Пыль и щебень под ногами, крыши шепчут травой – «А-а-айда».

Я отвечаю крышам:

– Я – Айда, я иду.

Я иду неделю или тысячу лет, я не могу остановиться. Встану – и усну вместе с этим застывшим городом.

Дома-руины – зубы старика-дракона. Иди, Айда, иди. На городской площади – чёрная рука иссохшего дерева, под ним – фонтан. Притихший, оставленный, мраморный, спящий.

А-а-айда-а-а…

Туча. Длинная, глухая, жадная туча. Туча отбирает у земли солнце, а у меня – силы дышать, силы двигаться. Оседает темнота, сочится страх. Он оплетает вязкими нитями мои ноги. Я понимаю – она там. За моей спиной. Низкий рык ползёт по пыльной дороге, и мне хочется закричать, но выходит только болотное бульканье. Папа, пожалуйста. Не оставляй меня сейчас.

Я оборачиваюсь, ноги – камень. Чёрная-чёрная волчица, розовая-розовая пасть. Капает слюна, кусок кожи свисает шматком с правой лапы.

Папа, говори, не молчи. Папа…

Волчица скалится, волчица готовится к прыжку. Небо – кусок мокрого бетона.

Я закрываю глаза, но вдруг слышу чудовищный гул, вой ужаса, и я открываю глаза и бросаюсь к волчице, а она проваливается под землю, перебирает лапами и скулит, но я держу, я держу тебя, толкай, я тебя держу!

– Спаси. Она нужна тебе.

Его голос. Он опускается с высоты и рассыпается на тысячи песчинок, заполняет щели в брусчатке и огромный провал посреди площади, наполняет мои лёгкие. Он здесь, Айда, всё хорошо, ты не одна. Я лечу в глубокую тёплую пропасть, лечу, чтобы проснуться. Чёрная земля не съест чёрную волчицу, я всё сделаю, сделаю правильно. Всё будет хорошо, Айда, всё будет хорошо. Папа всегда рядом.

Жмурюсь от солнечного света и с усилием толкаю решётку. До того, как всё началось, здесь висели замок и табличка «Опасно! Вход в катакомбы запрещён!». Потом иду мимо бывшего супермаркета к служебному выходу из больницы. Можно не бояться – Пожирающий ушёл из этой части города быстро, до того, как мы впервые выбрались из убежища. Дядя Дор говорит, что он больше сюда не придёт.

– Наелся, – говорит дядя Дор. Правым глазом он смотрит на меня и улыбается, а левым косит в противоположную сторону.

Дядя Дор – странный. Он говорит: «Пожирающий с нами играет», или «Пожирающему там нравится», или «Пожирающий устал». Как будто это животное, а не огонь. Или даже человек. Бред, конечно. Но! Он единственный чувствует, где появится огонь. То есть по очагам много кто может определить. Очаги остаются после того, как уходит Пожирающий. Обычно на камнях или бетоне – они подсвечивают белым или розоватым. И могут вспыхнуть в любой момент через день, неделю. Даже через месяц. Но дядя Дор смотрит не по очагам, он знает, куда пойдёт огонь. Говорит, например, завтра не ходите в центр, будет гореть вышка. А вышка уже месяц как погасла, и огонь от неё ушёл на несколько домов. Выходим – горит. Пожирающий повернул обратно. Вот как он это делает? Откуда знает, когда огонь вернётся?