Текст курсивом – это есть рассказы (реальные истории, приукрашенные повествования, байки… – каждому читателю дано право самому решать, что именно) представителей различных поисковых отрядов, патриотических объединений, краеведов, историков, случайных граждан – самых разных людей, чаще всего автору не представлявшихся.
Автор
Девяностые начались. Лихие. Разборки бандитские. Не только что завтра, через минуту не знаешь, что будет. А мы с друзьями решили поисковиками стать. В восьмидесятых, когда в школе учились, красными следопытами были. В Белоруссию ездили, на Украину – там в советские времена жилось более-менее спокойно. Могилы мы, пионеры-комсомольцы, в порядок приводили, документы изучали – потом в школах выступали, рассказывали, в ПТУ по району ходили. Хорошая жизнь была. А девяностые… Не поехал бы никуда, но друг говорит: «Вроде нашёл место, где дед погиб. Поедешь со мной? Раскопки проведём. Я предварительно с местной властью – официальной – договорился. Разрешили. Ждут.» Мы третьего взяли, Бог же, говорят, троицу любит. Ну, в смысле. Но это отдельная история. Ладно! Приехали. Смоленская область. Деревня. В деревне останавливаться не стали. Палатка своя. В сельсовете показали примерно, где бои были, где до нас уже люди копали. Мы туда. Поле – не поле, березнячком-осинничком затягивает. Июнь. Вечер светлый, но как-то прохладно. Мы палатку поставили. Рядом с грунтовкой местной. Костерок развели, котелок подвесили – консервы с собой брали, каша с мясом – пахнет приятно. Сидим – разговариваем, школу вспоминаем. На троих пол-литра было, но пьющих двое: по сто грамм разлили, и тут бандюки! «Восьмёрка» и «девятка» – две машины. Шесть человек – в смысле, бандитов. Как в кино. Пятеро в «адидасах», шестой в костюме. При волынах – с пистолетами, у одного обрез. «В общем, так! – говорят. – Земля наша. Всё, что откопаете, наше!» И смотрят так… Аж зло берёт – нечем крыть. Лопатки сапёрные с собой были, так в стороне лежат – не взять. И что делать? Думаю: ну, брошусь сейчас на одного. Ну, друзья по одному возьмут. Тут нас и завалят. А главный у них, у бандитов, – спокойно так, нагло: «Ну что?» И тут Лёха у нас встаёт – белый весь с лица: «Кости тоже вам?» Этот, в костюме: «Не по-онял!» А Лёха – ему: «Я деда больше двадцати лет искал! Он здесь должен лежать! И земляки его, наверное, родня моя дальняя – здесь! И товарищи его! Его фашисты не взяли, а ты хочешь, чтобы я, внук его, деда своего тебе отдал? Ты что, фашист?!» И вот тут меня во второй раз мороз пробрал. Смотрю – глазам не верю: за Лёхиной спиной мужик встаёт. Здоровый такой. Да ладно – здоровый. Главное – в солдатской форме. В той, с войны. С Отечественной – Великой. А рядышком – ещё солдат! И ещё! И ещё!.. И у меня мысли: всё! Верно, с катушек я слетел. Со страху. Блазнится такое. А потом доходит до мозга – тишина кругом. Ну вот мёртвая тишина. Даже костра не слышно. А потом понимаю: я не один вижу. Этих… солдат. Их только Лёха не видит, они у него за спиной стоят. А эти, шестеро – бандиты, и мы, двое – друзья, мы их, солдат, мы их все видим! И их, солдат, больше десятка! А Лёха тут ещё раз – на этого, в костюме: «Ты что, фашист?!» И он – так – козой драной – блеет, сволочь: «Не-е. Я не фашист…» И задом так, задом, к «восьмёрке» своей. И остальные пятеро за ним – в машины, по газам, и только запах бензиновый в воздухе. Ну, с ума поодиночке сходят, толпой только гриппом болеют. Мы Лёхе показываем руками: оглянись! Он оглянулся, а тут ветер, и солдат этих, как туман, – раз, и нет. Вот нет, и всё! И всё. Помолчали сколько-то мы, постояли. Потом Лёха говорит: «Надо выпить!» И Валерка – нам: «Мне тоже… налейте!» Налили, конечно, хоть и не пьёт. В общем, братская могила там оказалась. Сразу за Лёхиной спиной. С войны. С сорок первого года. А в ней останки. Шестнадцать солдат. Наших. И все безымянные. Только Лёха сказал, что один из шестнадцати – его дед. Сказал: «Нутром чую, душой: он!»
