Я не помнила, в какой момент все-таки пересилила истерику и села за руль. Как выехала из моего проклятого города. Мне казалось, что ноги сами жали на педаль, руки держались за руль, а я была просто телом, пустой оболочкой, внутри которой не осталось ни одного живого места.
Метель усиливалась. Снежные хлопья били по стеклу так яростно, будто небо хотело стереть меня с земли. Машина виляла, буксовала. Дворники выли в унисон с голосом, звучащим у меня в голове – голосом страха, отчаяния, злости.
Каждый километр отвоевывался с боем. Каждую минуту я ждала, что вот сейчас двигатель заглохнет, что дорогу окончательно заметет, что я просто засну от усталости.
Я не помнила, сколько времени провела за рулём. До Петербурга, вроде бы, не больше часа, но точно не сегодня. Не в этом ледяном аду.
В салоне было холодно, но я даже не чувствовала этого. Только сдавленную боль в груди и какую-то тупую тяжесть под рёбрами.
Я старалась не думать. Не проваливаться в себя. Потому что если я позволю себе хоть на секунду подумать о том, что Ник остался там… Если позволю себе почувствовать хотя бы часть страха, боли, вины, хоть каплю того, что накопилось за последние сутки… Меня просто не станет.
Бездна была совсем рядом. Я ощущала её дыхание, холодное, как снег за стеклом. Мне хотелось выйти из машины, лечь на снег – и уснуть. Было бы так просто – стать снегом. Раствориться. Исчезнуть. Это бы решило разом все мои проблемы.
И если я позволю себе слабость хотя бы на секунду – эта бездна поднимется внутри и поглотит.
Но я ехала дальше.
Вспышки фар от пролетающих мимо грузовиков слепили меня и с ревом исчезали.
Иногда – в самые тёмные минуты – я ловила себя на мыслях: «А что, если один из них вдруг вылетит на мою полосу?»
Что траектория собьётся – чуть-чуть, на полметра – и для меня всё закончится. Быстро. И, хотелось бы верить, что безболезненно.
Где-то глубоко внутри теплилась запретная, стыдная надежда, что кто-то другой, случайный, прекратит мои мучения. Оборвёт всё.
Но грузовики проносились мимо.
Судьба, словно издеваясь, продолжала вести меня вперёд – туда, где неизвестность была не менее пугающей, чем всё, что осталось позади.
Когда вдалеке появились первые жёлтые огоньки большого города – как будто Петербург протянул мне руку сквозь снежный шторм – я даже не почувствовала облегчения.
Он встретил меня холодом, пустотой и тишиной. Ни людей, ни машин на улицах. Только редкие фонари, словно маяки в этой снежной пустыне.
Я также не помнила, каким образом все-таки вырулила в нужный мне двор. Мы с Ником были здесь летом, а я приехала в разгар зимы. Все вокруг было завалено снегом, который делал дворы неузнаваемыми. Но интуиция – или что-то еще потустороннее – привела меня прямо под окна с мягким розоватым светом.
Кое-как припарковавшись, я откинулась в кресле, и только сейчас поняла, что всё тело мелко дрожит. Меня трясло. Не просто от холода – от всего, что было. От всего, что осталось позади. От крови на моих руках. От Ника, который исчез в ночи. От собственного страха. От осознания, что теперь я совершенно одна.
Какое-то время я просто сидела так, тупо уставившись во мрак за лобовым стеклом. Руки по-прежнему держали руль, но хватка постепенно ослабевала. Мне долго казалось, что, если я отпущу руль – мою точку опоры – больше никогда не смогу собраться.
Я выбралась из машины и пошла – на автопилоте, как будто кто-то другой передвигал мои ноги.
Облезлый подъезд пах точно также, как и полгода назад – пивом и плесенью. Я поднялась на нужный этаж. Нажала на кнопку звонка. Никто не ответил. Ещё раз. Пусто.
Я уже развернулась, чтобы уйти – и тут дверь открылась.
Он был именно таким, каким я его помнила: невысокий, лысеющий мужчина с влажными глазками и омерзительно масляной улыбкой. Этот липкий взгляд, скользящий по мне слишком долго… Он снова внимательно осмотрел меня с головы до ног.
