Я вдруг понял, что не хочу больше жить и единственное оставшееся у меня желание – это свести счеты с жизнью.
Ничего меня больше не радовало, ничего не притягивало к себе. Хотя все оставалось по прежнему; тот же город, те же люди, та же, только же полностью опостылевшая, работа. Ходил ли я по знакомым улицам, сидел ли за рабочим столом, располагался ли в кресле дома, безо всякого интереса уставившись в книгу или в цветной экран, все то, что я только то перечислил и то, что перечислять не стал, потеряло для меня всякий cмысл.
Все было точно так же, как и совсем недавно. Кроме одного, что-то кардинальным образом изменилось во мне. Там, где обычно возникали мысли, кипели страсти и фонтанировали эмоции, где иногда что-то болело, а гораздо чаще приходило в радостное возбуждение царили абсолютное спокойствие и пустота. Сам себе я напоминал опорожненный до последней апли сосуд и ставший по этой причине никому не нужным.
Раньше я полагал, что самое ужасное в жизни – это боль. Зубная, головная или душевная – это по большому счету не важно, так как во dсех случаях нет ничего хуже состояния, чем когда у тебя что-то не в порядке. Но теперь я понял, сколь глубоко заблуждался. Любая боль просто большое удовольствие по сравнению с ощущением своей полной ненужности, бессмысленности всех своих поступков. Когда желания умирают, как старые деревья, когда жизнь становится бесполезной, как вышедшая из обращения купюра, – вот тогда и начинаются страдания по полной программе.
Мысль о самоубийстве преследовала меня, как Гамлета тень отца. По своему характеру я вовсе не склонен к такому трагическому финалу. Наоборот, я всегда был, как я иногда называл в себе это качество, по звериному жизнелюбив. Жизненная энергия била из меня, словно из гейзера, горячей струей и на огромную высоту, Я так наслаждался всеми ее проявлениями, что мне казалось, что этому не будет конца. Лишь мысль о неизбежном печальном финале иногда омрачала мое радужное настроение. Но то были лишь краткие мгновения, которые посещают, словно непрошенные гости, едва ли не к каждого. Я был еще совсем не стар, впереди лежала зеленая долина из многих славных годов, обещавшая нескончаемый сериал удовольствий и наслаждений. Так стоит ли задумываться обо всех этих грустных, а потому ненужных вещах.
Как же я заблуждался. Слишком много я потратил энергии, слишком бездумно расходовал этот дар, по наивности считая, что он целиком принадлежит, подобно купленному товару, мне. И вот теперь пришла расплата за бесцельно растраченные годы и силы.
Ситуация была невыносимой, мысли о самоубийстве, о смерти, как наилучшего способа избавления от страданий стали навязчивыми, как у сумасшедшего его видения. Куда бы я не пошел, они следовали за мной, как за преступником, без пощады истязали меня, как истязают свою жертву хищные звери.
Но несмотря, как выражался я, на сладость самоубийства, решиться на такой поступок я все никак не мог. Я всегда был так далек от этого и всегда удивлялся, когда узнавал, что кто-то добровольно сводил счеты с жизнью. Мне казалось, что из любых, даже самых безвыходных ситуаций, можно найти выход, не прибегая к столь радикальным способам лечения. В стремление уйти из жизни для меня было нечто загадочное, непонятное, как книга на незнакомом языке. Но теперь все кардинально изменилось, и я сам приблизился к этой роковой черте. И когда мой жизненный опыт обогатился, вопреки моему желанию, новыми ощущениями, только тогда я стал понимать, что же происходит с людьми, если они выбирают такое жуткое решение.
И все же наибольшие мучения вызывала моя неспособность ни на что решиться. Мне было не по силам избавить себя от душевных мук, но я не мог и перерезать нить своего бессмысленного существования. Такая ситуация грозила затянуться надолго, что вызывало во мне ужас. Сколько пройдет времени прежде чем утихнет боль? А если понадобится год, два, пять? Ни один человек не может выдержать такие долгие, как полярные ночи, страдания. Но выходит, что я обречен на то, чтобы испить эту глубокую чашу до дна. Нет, я не хочу такой судьбы, у меня не хватит воли, терпения, чтобы выдержать столь мощный напор беспрерывных пыток.