Изначальный стоял в вышине холодного звездного неба, наблюдая за тем, что происходит там, на Земле. Он видел, как корабли бороздят океан в поисках неизведанного, но разбиваются о рифы и скалы, и тонут в штормах, теряя магию в открытой воде. Видел караваны, что спешат от оазиса к оазису, которые оскудевают под натиском беспощадной пустыни. Видел смельчаков, которые хотят открыть новые земли, но застревают во льдах, болотах и песках. Следил за всполохами силы на Востоке, что пытается постичь непостижимое, но уничтожает все вокруг, превратно понимая суть магии. И за тем, как на Западе ремесленники приспосабливают ее к изобретениям, извращая силу, низводя в слуги. Видел снег на севере под сиянием ледяного небесного огня и Врата под ним. Видел жар солнца на юге. Видел тех, кого не мог спасти. Видел Дикий Гон[1], что ежегодно собирал дань из прОклятых, оставленных, отверженных и потерявших веру в добро, обреченных на муки, что ужасно, и по его вине и недомыслию.
Он был в этом мире всегда, с самого его создания. И будет до его конца.
Тот конец был близок.
Бессмертный видел, как магия уходит из мира вслед за теми, кто нес ее. А с уходом силы что останется тут? Он не хотел того знать, но знал. Слишком мало осталось тех, кто пришел с началом времен, как и он. Они перешли через Завесу к ней, и он не смог помешать этому. Остались самые верные или заблудшие.
Изначальный перевел взгляд за пределы знакомого людям мира, в тот край, за которым магия бушевала как магма в сердцевине Земли. Ему не было туда доступа, эти границы он не мог перейти, да и мало кто из бессмертных и смертных решался на это. Она позаботилась о том, что только с ее милостивого разрешение несчастные могли попасть к ней.
Изначальный усмехнулся и прикрыл глаза, вслушиваясь в сердцебиение. Свое и той, кто была за краем – его возможность все изменить или погибнуть, его надежда и его сомнение, его сила, но и его слабость.
Бессмертный взмахнул плащом, что в ином освещении переливался синим и зеленым как сорочьи крылья на солнце и полетел туда, где он знал – скоро появится та, чье сердце он ощущал как собственное. Оно и было его собственное. Почти…
[1]Дикий Гон, он же Дикая Охота – в североевропейской мифологии группа призрачных всадников, которые несутся по небу, преимущественно в зимний период, и охотятся на живых, поэтому от Самайна до Йоля лучше не блуждать одному в темное время суток. Сидите у очага с елкой в обнимку, она отгонет нечисть.
ВЕСНА.
Весеннее равноденствие (оно же Навруз, Жаворонки, Остара)
Ангерран де Куси[1]
Граф Ангерран де Куси, двадцать пятый своего имени, от наслаждения потянулся на подушках— мышцы красиво напряглись, как у молодого гепарда во время бега, кожа покрылась капельками пота. Он улыбнулся, предчувствуя экстаз, и внезапно охнул.
– Дорогая, вы в своей страсти излишне дерзки с ценным для меня орудием, – мягко проговорил граф своим низким бархатным голосом.
Из-под простыни вынырнула прелестная графиня Беатрис де Монферран, и кокетливо улыбнулась. Завитушки на модной головке даже не шелохнулись, намертво скрепленные розовой водой с сахаром. Ангерран невпопад задумался, сколько же времени ушло на создание этой копны кудрей.
– Это вам, граф, за ваши пламенные взгляды в сторону некоей герцогини, недавно прибывшей ко двору.
Она села у его бедра – полная округлая грудь чувственно колыхнулась, и Ангерран де Куси аж закусил губу от эдакой красоты. Беатрис кокетливо улыбнулась, а ее руки проворно пролезли под простыню и ритмично задвигались. Ангерран, засмеявшись, резко перевернул Беатрис, прервав ее занятие.
– Довольно наслаждения для меня. Мне есть чем отблагодарить вас. Задавайте темп, ваша светлость, мы начинаем играть совсем другую музыку, – прошептал он ей на ухо и прикусил мочку. Графиня попыталась поймать своими губами его, но он не позволил, прижав ее своим телом к кровати. Она выгнулась и издала стон, когда Ангерран вошел в нее, задвигала бедрами, сливаясь с ним в одно целое: – Значит, ревность, сударыня? – проговорил граф, принимая правила этой сладкой игры: – Вам удалось поразить меня! Вы решили предъявить на меня права! А как же ваш муж?
