Капитан Филимонов глубоко затянулся и, обнажив желтоватый контур зубов, тяжело выдохнул едкий сигаретный дым через ноздри. Следующую затяжку он не спеша выпустил на разбитые костяшки правой кисти, сжатой в кулак, после чего затушил сигарету о кирпичную стену и, поправив фуражку, направился к входной двери в отделение, по пути привычно бросив окурок под ноги.
– Может еще подождем? – его напарник постукивал указательными пальцами по бедрам, не доставая ладоней из растянутых карманов.
– Да один хрен, по голове не погладят!
– Да лишь бы премии не лишили.
– Премии? Дубу дал? Тут как в старом анекдоте: обмываем новую звезду, пока снимаем старые. Понял?
– Да не тупой.
– Ща узнаем, – Филимонов потянул дверь и молниеносно отскочил в сторону, пропуская выходящих из отделения мужчин.
– Этот? – грубо уточнил окинувший его взглядом невысокий сгорбленный старик с тростью в руке у сопровождающего его раскрасневшегося подполковника с отчетливой испариной на изрезанном глубокими морщинами лбу.
– Да, Петр Михайлович, но ты пойми, кто ж знал, что это Ваш?
– Ваш, не Ваш. Избивать до полусмерти зачем? – перебил его Стародубов.
– Сопротивлялся аресту, значит, – подполковник шел вслед за стариком, склонив голову и заметно поджав плечи.
– Чего? – возмутился Петр Михайлович. – Ты еще скажи, что паспортный режим нарушил!
– Ну так общественное место, а там это… Ваше чудо!
– Как были ментами, так и остались! – почти неслышно произнес старик.
– Обижаете, Петр Михайлович, – полковник ускорил шаг и, опередив водителя, открыл дверь автомобиля. Придерживая за локоть, он помог старику забраться на заднее сиденье. – Проведу беседу.
– Беседу? – пренебрежительно прошипел Стародубов и захлопнул за собой дверь.
– Петр Михайлович, выговор объявлю, в патруль на месяц, премии лишу, все сделаю! – кричал начальник отделения полиции вслед уезжающему черному паркетнику.
Стародубов поправил шелковый фуляр на шее и, загадочно улыбнувшись, осмотрел множественные ссадины, разбросанные по всему туловищу мужчины, спокойно спящего на сиденье рядом, его разбитую переносицу и длинные спутанные русые волосы.
– Константин Викторович, что скажете о пациенте? – добравшись взглядом до босых истертых в кровь ног, уточнил Петр Михайлович.
– Множественные гематомы… – послышался мягкий размеренный голос пассажира на переднем сиденье.
– Кроме очевидного, пожалуйста, – перебил доктора старик. – Я сегодня и так уже орал. Кажется, за всю жизнь, так не орал. Аж плохо мне – в горле першит.
– Петр Михайлович, без анализов сложно что-то конкретное сказать. Но, – Константин задумался, – предварительно переломов нет. По пальпации – органы в норме. Во всяком случае на своих местах. Странно, что пульс очень низкий. Парень крепкий, конечно, но не спортсмен и тем более далеко еще не старик. У них такое бывает и даже в норме.
Саркастическая ухмылка проскочила по отекшему лицу Стародубова.
– Что-то смешное сказал? – Константин развернулся вполоборота и насторожившись всмотрелся в желтоватые глаза старика.
– Нет, Константин Викторович, извините, о своем подумал. Так от чего он без сознания?
– В версию товарищей полицейских, что набрал номер и упал, я не верю при всей моей лояльности к представителям… Но на сотрясение проверить его в таких условиях, сами понимаете, никак. Хотя, знаете, зрачки у него в норме – это хороший знак. Возможно, отделается легким испугом, как говорится. Позволите вопрос, скажем так, личный? – доктор дождался одобрительного кивка нанимателя и повернулся обратно к лобовому стеклу. – Кто это?
– Боюсь, Вы мне не поверите, – Петр Михайлович засмеялся сквозь свой сухой кашель. – Нет, не так сказал. Вы не поверите!
