— Мамусечка, родненькая, можно твоя
доченька незаметно уедет? Обещаю, никто не заметит бегства. —
помогая укладывать чистые стаканы на поднос, я тихо клянчила у
своей создательницы право на свободу.
— Ника, не начинай, — также тихо отвечала мне мама. — У нас
спокойный семейный ужин. К тому же воскресные встречи — это
традиция!
— Спокойный, потому что еще не добрались до десерта, то есть моего
линчевания…
— Я этого не допущу. — уверенно отрезала моя заступница, подражая
бесстрашному самураю перед лицом неизбежного харакири, ведь мы обе
прекрасно понимали, что в предстоящей борьбе с родней она снова
проиграет.
— Сейчас тетя Люда опять начет…
— А нечего было обзывать Игорька обдолбанным бабуином! — стараясь
заглушить смешки в голосе, строго произнесла мама, дублируя мою
реплику в адрес кузена, которая со слов тети нанесла
двадцатипятилетнему парню тяжелую душевную травму. И он второй
месяц никак не мог от нее оправиться.
— Так он первый начал.
— Его тихие начинания никто не слышал, зато твои громкие
продолжения слышали все.
«Твой язычок красноречив,
выразителен и невозможно изобретателен. Но иногда важно вовремя
заткнуться. — самое емкое описание моих жарких языковых
способностей, данное лучшим другом»
— И сегодня должна приехать подруга Люды со своими сыновьями. —
каждый раз поражаюсь, как сильно мама со своей вечной заботой о
всех вокруг отличается от двух бультерьерш сестер. — Она всю неделю
нам о них рассказывала. Некрасиво по отношению к тете, если ты
уйдешь.
— А, точно! Это та подруга, которая прыткой козой запрыгнула на
молодого любовника, отрастив богатому мужу метровые рога, а затем
сцапала половину его состояния и свинтила с садовником и детьми за
бугор. Не женщина, мечта эротического романа.
— Ника! — шикнула мама, ударяя меня полотенцем. — За столом сиди
молча, умоляю.
— А ты приготовишь мне за это пончики, если я заеду на будущей
неделе? — ангельски поинтересовалась я.
— Получишь две порции, если распустишь волосы.
— Да, Никуся, распусти волосы. — на пороге кухни появилась крейсер
- тетя Люда.
В сказках подобный тембр голоса мог
бы свидетельствовать о начале поедания младенцев. Моя нежная рука
тотчас ощутила смертельный захват.
— Ты же в нашей семье писаная
красавица.
А-а-а, понятно все. Приехали зрители
- распускаем цирковое шоу.
Несмотря на все мои нескончаемые
«грехи», при гостях меня любили представить, как красивую местную
достопримечательность. Некое достояние семьи. В детстве я этого не
осознавала и принимала как должное "охания" и "восторгания"
окружающих. Все изменилось в подростковом возрасте, когда самый
популярный мальчик в классе, Егор Дятлов, захотел со мной
встречаться. Счастье бултыхалось и лопалось во мне ровно неделю,
пока я не услышала его хвастливую речь перед друзьями, в которой
меня выставляли красивой декорацией, но не более того.
Проплакав в туалете целый урок математики и смыв в унитаз
зарождавшееся трепетное чувство к долбанному дятлу, я решила, что
никому не позволю к себе прикоснуться, пока не уверюсь, что книгу
полюбили за содержание, а не за обложку.
Эрик откровенно называл эту мою
идею-фикс наитупейшей, и, как верный психолог, несколько лет
пытался образумить свою пациентку, иногда добиваясь желаемого и
заставляя менять объемные вещи, полностью закрывающие мои
практически идеальные 89-57-93 на что-то более провокационное.
Например, кофту подходящего размера и брюки, сидевшие по фигуре. Но
отлив наступал быстрее прилива. Сальные взгляды и признания
неизвестных извращенцев, а также восторги моим сходством с
известной миру Моникой сразу же, по мановению волшебной палочки,
меняли гардероб в обратную сторону, возвращая к привычному и
удобному формату.
