Иногда просто невозможно заставить себя вылезти из старых разношенных джинсов и втиснуться в вечернее платье. Даже если это платье девятнадцатого века с золотым шитьем, очаровательными кружевными рукавчиками и бесподобным шлейфом.
Но какой смысл наряжаться, как глупая кукла, если тебя только что бросил бойфренд?
Оливия села на банкетку перед малахитовым туалетным столиком и взглянула в разумное зеркало, обрамленное роскошным деревянным кружевом.
Зеркало автоматически включилось, подсветив заплаканное лицо цесаревны, и издало приветственный писк. Сразу после этого зелёный огонек в правой верхней части устройства тревожно заалел.
– Внимание! – сказало зеркало приятным мужским голосом. По блестящей поверхности забегали красные строчки. – Идентифицировано пять проблемных зон…
– Ну еще бы, – пробормотала Оливия.
– Веки отекли, глаза покраснели, – безжалостно перечисляло зеркало, – щеки побледнели, губы искусаны, волосы спутаны. Рекомендовано: тени дымчатые номер одиннадцать тридцать четыре, тушь объемная номер восемь шестнадцать, пудра рассыпчатая номер один один четыре…
На зеркале начали появляться картинки подходящей косметики. Принцесса, нахмурив тонкие русые брови, изучала свое потрепанное отражение в кольце сияющих советов.
В серо‑зеленых, царственно непроницаемых глазах, доставшихся Оливии от прапрадедушки Николая Второго, сегодня плескались горечь и гнев.
Цесаревна невесело усмехнулась. Какая ирония судьбы. Ведь как раз сегодня, двадцать девятого февраля, страна празднует День Гнева. Традицию ввел как тот самый дедушка Николай Второй – после страшной швейцарской революции двадцать девятого февраля тысяча девятьсот четвертого года. Тогда закачались все соседние троны – от Адриатики до Ла‑Манша. Европейские монархи с ужасом следили за тяжелым рождением коммунистического государства. На веселой мозаичной карте Европы, в самом центре ее, образовалось черное пятно. Примыкающие к пятну страны – Германия, Италия, Франция, Австрия – срочно закрыли свои границы.
«Хороший урок для всех нас», – промолвил в конце концов дедуля Николай и сразу после этого подписал два высочайших указа: один об учреждении парламента, серьезно ограничивающего власть монарха; второй – о назначении двадцать девятого февраля днём безнаказанного выражения любых накипевших чувств по отношению к российской власти в целом и императорской семье в частности. Злоба приветствовалась, раздражение поощрялось, недовольство вознаграждалось. Никаких гонений, никаких преследований, никаких негативных последствий. Полная неприкосновенность. Но только один раз в четыре года. В остальные тысяча четыреста шестьдесят дней принималась традиционная, скучная, обоснованная критика в установленном законом порядке. Все эмоции – в День Гнева.
Невероятно смелое и прогрессивное решение для тяжелой на подъем, патриархальной Российской империи. Но оно помогло спасти монархию в стране.
Поглядывая на погрязшую в коммунизме Швейцарию, николаевскую традицию неукоснительно поддерживали и все последующие российские правители: Алексей Второй, Константин Первый, а теперь и отец Оливии, Филипп Первый.
Постепенно, далеко не сразу, митинги протеста как‑то сами собой превратились в митинги поддержки императора. К середине двадцать первого века День Гнева больше напоминал День Восхищения монархом и его семьей. И двадцать девятого февраля Оливия обычно выходила к народу с удовольствием.
Но только не сегодня.
Сегодня хотелось вернуться к мокрой подушке и проваляться весь день в постели, стирая фотографии Макса из перстня‑разумника.
Зеркало тем временем вновь ожило:
– Внимание! Ваше отражение не меняется. Если у вас возникли трудности с нанесением макияжа, нажмите цифру один для вывода подробного руководства.
