Я стояла перед большим зеркалом в
полный рост и разглядывала своё отражение. За последний год я не
выглядела так хорошо, как сейчас. Но это только еще больше
расстраивало меня и угнетало. Хотя меня вымыли, натерли ароматными
и смягчающими кожу маслами и кремами, я чувствовала себя
отвратительно грязной.
Смотрела в зеркало и видела не
красивую стройную девушку с тонкой изящной шеей, прямой линией
округлых плеч, высокой грудью, едва прикрытой кружевом пеньюара,
тонкой талией, соблазнительным изгибом бедер и стройными ногами, а
шлюху, готовящуюся к встрече с клиентом. Впрочем, так оно и есть.
Сегодня, прямо сейчас, я собиралась продать то ценное, что еще у
меня оставалось от былого величия и гордости – мою девственность.
Еще несколько тягостных минут, и сюда войдет тот, кто готов
заплатить за это немалые деньги. Впрочем, я согласилась бы и на
меньшее. А деньги мне нужны сегодня, хоть умри.
Я усмехнулась. Умереть было бы
предпочтительней для дочери герцога Ридгор. Бывшего герцога,
бывшего советника и друга короля, бывшего друга многих знатных
фамилий Абштольма, искавших его внимания и покровительства.
Все светлое и хорошее осталось там,
за чертой страшного дня, когда мой отец не пришел вечером домой.
Мама волновалась, ходила из одной комнаты в другую, заглядывала в
окна, выходящие на главную улицу столицы, высматривая экипаж. Отец
всегда предупреждал о задержках, присылая с лакеем известие. В тот
вечер никто не появился, зато у всех домашних возникло чувство
надвигающейся беды. А утром меня разбудил страшный, нечеловеческий
вой. Так мог выть раненный зверь. Но когда я спустилась в гостиную,
поняла, что это был безумный крик моей мамы, бившейся в руках
прислуги. А кругом стояли королевские гвардейцы и какой-то господин
в черном, держащий в руках свиток документа, только что зачитанный
им.
Моего отца, герцога Ридгор обвинили в
подготовке заговора против монарха, и уже успели казнить.
- Суд был скор, но справедлив! –
твердо объяснил нам судебный пристав, дав понять, что ничего
спрашивать и выяснять не надо.
Затем нам долго зачитывали наши
права, распространяющиеся на членов семьи врага короля и страны. А
точнее, нам сказали, что прав у нас больше нет, абсолютно никаких.
Мы не имели права жаловаться в суды и любые другие государственные
органы, нам запрещалось появляться на любых общественных
мероприятиях, нас уравнивали до социального статуса простолюдина,
запрещая впредь использовать родовое имя и герб, у нас
конфисковались земли, недвижимое имущество и банковские счета. И
нам надлежало в течение трех дней покинуть не только дом, в котором
мы жили, но и саму столицу.
От воспоминаний меня передернуло, а
может и от холода, ведь я стояла почти обнаженная. Не считать же
одеждой прозрачный пеньюар, надетый на короткую кружевную рубашку,
больше похожую на удлиненную майку.
Сегодня я лишусь того, что еще давало
мне сил держать прямо голову. Усмехнулась этой мысли. О какой
гордости речь, если я сегодня стояла на коленях перед аптекарем,
умоляя его продать мне третью необходимую дозу магического
лекарства для моего младшего семилетнего брата. Мальчишка простыл и
лежал с воспалением легких уже вторую неделю. Обычный лекарь с
микстурами из трав не помог, Юргасу становилось все хуже и хуже, по
ночам он не мог заснуть от лающего кашля, оставлявшего на салфетке
розовые разводы от сукровицы. Братик смотрел на меня умоляющими
глазами, прося о помощи, а я могла только утешать словами и качать
на коленях, скрывая слезы злости и бессилия.
Пришлось взять деньги, отложенные на
оплату квартиры, и вызвать лекаря-мага. Его услуги и лекарства
стоили в разы дороже. Он прописал три дозы препарата, усиленного
магией. Их следовало принять в течение недели, и самой важной
является последняя. Мне бы тогда еще понять, что если третья доза
самая важная, то и стоить она будет несравнимо больше двух первых.
А без этой дозы лечение не принесет полного выздоровления, а только
продлит течение болезни и агонию.
