На город опустились сумерки. Ничего необычного в этом не было. Всё было как всегда, и не возникало ни малейших сомнений, что не более чем минут через десять, пятнадцать он погрузится во тьму.
Так было тогда, когда на этом месте находилось прусское городище Туангсте, и тогда, когда немецкие рыцари Тевтонского ордена построили здесь свой замок.
Так было тогда, когда поселение получило городские права и стало называться городом Кёнигсбергом, и тогда, когда Тевтонский Орден переместил сюда свою столицу из Мариенбурга.
Ничего не изменилось и после того, как Великий магистр Тевтонского Ордена Альбрехт преобразовал государство в светское Прусское Герцогство, сам стал герцогом, и Кёнигсберг сделал столицей нового государства.
Даже тогда, когда, по решению Потсдамской конференции северная часть немецкой провинции Восточная Пруссия была передана Советскому Союзу, и Кёнигсберг, вскоре был переименован в Калининград, всё протекало так же.
Законы природы значительно совершеннее и долговечнее законов, рожденных в результате работы человеческой мысли.
Однако люди, стремясь удовлетворить свои амбиции, свои моральные и материальные потребности, вольно или невольно изменяли восприятие того или иного, казалось бы неизменного, фундаментального.
Так получилось с темным временем суток.
Задуманное природой, как тихий период, предназначенный для отдыха и сна большей части земных обитателей, оно, постепенно превратилось во время неспокойное, мистическое и, даже, устрашающее.
Многие люди с детства боятся темноты, или, по крайней мере, относятся к ней с опаской и испытывают неприятные ощущения, оказавшись где-нибудь в тёмном месте.
Только те, кто привыкли к темноте и поняли, что в дневное время ничуть не меньше всевозможных опасностей, не испытывают таких негативных чувств.
Старик, вышедший из небольшого продуктового магазинчика на самой окраине города, по-видимому, относился к числу таких людей. Более того, если бы пытливый человек с аналитическим складом ума проследил за ним, то, наверняка заметил бы, что он в темноте чувствовал себя увереннее, чем на освещённых участках.
Свой маршрут старик прокладывал, выбирая наиболее тёмные места. Он шёл с трудом – шаркал ногами, постоянно спотыкался и дышал тяжело, прерывисто, с каким-то зловещим присвистом, когда же ему приходилось идти в свете фонарей, он, несмотря ни на что, старался ускориться и подсознательно оглядывался по сторонам своими плохо видящими глазами.
Странным было не только поведение старика, но и его внешний вид.
На нём были тёмные изрядно помятые брюки, едва доходившие до щиколоток и такая же мятая клетчатая рубашка с рукавами короткими для него и обтягивающая тело старика, готовая в любой момент разойтись по швам. На ногах, поверх носков с растянутыми резинками, были надеты хромовые сапоги с отрезанными голенищами. Точнее сказать, то, что осталось от сапог, так как голенища были отрезаны настолько коротко, что они, скорее, напоминали калоши. Абсолютно белые густые волосы на голове старика были довольно длинные, подрезанные неровно, ступеньками.
Люди разных возрастов, глядя на этого человека, охарактеризовали бы его каждый по-своему.
Дети – любители сказок, узнали бы в нём злого волшебника или колдуна, их старшие братья и сёстры сказали бы, что он похож на призрака или вампира, а, умудренные жизнью взрослые подумали бы – Старый, одинокий, больной человек, по выправке бывший военный или артист. Скорее артист, потому что у военных пенсия приличная, а этот, видать еле сводит концы с концами.
Старик и в самом деле был очень одинокий.
