Accidit in puncto, quod
non contigit in anno
Это казалось странной игрой.
Необычным и захватывающим экспериментом. Жутковатой насмешкой над
собственной судьбой... Но теперь все изменилось. Пропало
предвкушение небывало-извращенного представления, пропало щемящее
чувство самоистязания, вместо него рос истый звериный страх. Ужас
приближающейся смерти.
Киноварно-красные волосы трепещут от
пузырьков в мутно-зеленой воде. Человек по ту, другую сторону
стекла, вглядывается в искаженные водой черты лица. Он удивлен, он
в смятении. Он прижимает свои пальцы к стеклу, и теперь их руки
отделяет лишь несколько миллиметров.
- Странно… Бесподобно странно… -
шепчет человек по ту, другую сторону стекла.
- Что вы имеете в виду, доктор Кэйн?
– девушка, стоящая возле приборной панели, обернулась на этот тихий
голос и нервно, вопросительно вскинула бровь.
Они все в белых халатах, люди,
находящиеся в лаборатории. Девушка с каштановыми волосами,
обернувшаяся на шепот доктора, два лаборанта, неотрывно следящие за
показателями на мониторах, и доктор с киноварными волосами, который
прижимается лбом и ладонями к стеклянному резервуару и с интересом
вглядывается внутрь.
- Что странно? – повторила
девушка.
- Я не могу понять, где я. Я здесь?
Или за стеклом? Я вижу себя его глазами, когда я говорю – его губы
двигаются. Или это не я говорю? Может, на самом деле я за стеклом?
Прямо сейчас умираю.
Устройство на голове у доктора
напоминает терновый венок, сверкающий тремя красными
лампочками.
- Процесс почти завершен, -
обнадеживающе произносит девушка.
Доктор Кэйн скривился от боли: вены
будто выгорают изнутри, и с каждой секундой боль лишь
нарастает.
«А что, если я – он? – мелькнула
предательская мысль. – Что если я на самом деле за стеклом? Я не
доктор, я на самом деле умираю, а ОН наблюдает?!»
Ужас ледяным клинком вонзается в
сердце. Боль подчиняет, доктор падает на колени, а человек в
резервуаре колотит кулаками по стеклу.
- Я на самом деле умираю... - шепчут
они одновременно. – Я тебя нена…
Один из приборов издает длинный
гудок, по экрану тянется тонкая ровная линия.
- Процесс завершен, - произносит
девушка. – Он мертв.
Человек в резервуаре обвис на
держащих его ремнях. Доктор, скрутившись калачиком, лежал возле
него.
- Кэйн! Кэйн, ты как? – Девушка
подбежала к нему и присела на корточки.
Тот сделал глубокий вдох, на его лбу
выступила испарина. Он сел, откинул голову назад и громко
рассмеялся.
- Прекрасно умереть в субботу с
утреца.
***
- Подобное искусство – это форма
получения визуального наслаждения посредством наблюдения за
развитием болезненного стремления автора вытащить на публику свои
внутренние желания, так сказать эксгибиционировать душу. Другими
словами – извращение.
- Доктор Кэйн, зачем вы вообще сюда
пришли, если так ненавидите выставки? – зашипела ему на ухо девушка
с каштановыми волосами.
Сегодня она одела маленькое черное
платье и выглядела особенно обворожительно, вот только тот, кому бы
следовало делать ей комплименты, этого не замечал.
- Мне сказали, на презентации будут
бесплатные пончики.
Девушка страдальчески прикрыла
глаза.
- Подло наврали. Тут лишь какое-то
извращение на шпажках.
- Единственный извращенец здесь – это
вы!
- Позволю себе не согласиться. Вполне
вероятно, что не единственный…
Они стояли возле колонны с краю
огромного выставочного зала – отличная позиция, чтобы незаметно
рассматривать всех присутствующих. К тому же, рядом шведский
стол.
- Вот смотри, вон те двое, - Кэйн
указал на пару бокалом шампанского, - дама с петушиными перьями на
воротнике...
- Это павлин...
- ...и ее муженек, в своем рабочем
костюме, и судя по его декадансному виду – одному из двух костюмов,
которые он меняет раз в неделю на протяжении многих лет...
