Сожмут мою душу в тисках
И оденут на сердце оковы.
Но сбегу, исчезну в чужих
мирах.
Запретный плод будет
сорван.
Сквозь тернистый путь до
конца
Начертано пройти мне
судьбой.
А сделаю не тот выбор, укроет
тьма
Душу, и быть мне навеки
одной…
Тук! Тук! Тук!
По тёмным коридорам древнего храма, шурша церемониальными
одеждами, ступала костлявая старуха. Тяжёлые шаги эхом отскакивали
от расписных стен, вторя стуку посоха, на который она
опиралась.
Войдя в Зал Бесконечности, старица сползла по гранитным ступеням
и направилась в его центр, где над небольшой, расписанной рунами
чашей, доверху наполненной водой, висело зеркало. Держащие его
золотые цепи тихо позвякивали от шалившего по храму сквозняка,
заблудшего через широкое отверстие в сводчатом потолке.
Гладь зеркала уже давным-давно покрыла толстой вуалью пыль, оно
хранится здесь долгими столетиями, никем не тронутое. Старица
щёлкнула сухими пальцами, и в следующий миг пылевые частички взмыли
в воздух, уносясь наружу прочь. В отражении стал виден её
силуэт.
Пожилая женщина надрезала своё сухое запястье, вишневые капли
сорвались в источник, окрашивая прозрачную воду в рубиновый цвет. И
вода забурлила.
– Дань отдана! – прошелестела старуха. – Я взываю к тебе,
Рэгнур! Прими её и покажи мне то, что должен. Время пришло!
Грянул гром, и следом за окнами сверкнула яркая молния. В храм
вторгся холодный ветер; он вихрем пронёсся по помещению, взметая и
разбрасывая мелкие предметы. Из резного деревянного посоха старицы
вырвалось сияние: голубой луч скользнул по высоким каменным стенам,
высветив на них пыльные фрески и картины в тяжелых рамах, а затем
ударил в зеркало.
Все стихло. Отражение тут же пошло рябью, являя перед старицей
грядущие события: в этом самом зале чёрные безобразные
существа-тени тащили за руки упирающую черноволосую девицу. Шлейф
белого платья цеплялся за острые выступы и перила верхней лестницы,
но стражи не обращали на это внимания.
– Не-е-ет! – кричала обречённая, отчаянно вырываясь из хватки
ледяных щупалец. Но все попытки сопротивления были тщетны. Тени
подвели её к подножию алтаря и небрежно толкнули, отчего девушка
упала, содрав ладони с коленями в кровь.
– Изменница! – проклокотал низкий грубый голос за спиной.
Принцесса испуганно обернулась: над ней возвышался апостол в
красном балахоне. На искажённом в жутком оскале лице горели
звериные желтые глаза, они буквально пригвождали к гранитному полу.
Дыхание у несчастной спёрло, тело оцепенело. Ей стало действительно
страшно. Но, проглотив вставший в горле ком, она пролепетала в своё
оправдание:
– Я ничего не сделала! Вы не имеете права! Я дочь… – Хлесткая
наотмашь пощечина обожгла щеку, от удара обвиняемая упала.
– Теперь не имеет значения, чья ты дочь. За совершенное тобой
преступление ты проговариваешься к неминуемой смерти! – громко
провозгласил мужчина.
Стражи противно завыли, и их вой набатом отдавался от стен
храма. Они строем закружились вокруг обречённой на погибель
принцессы, постепенно сужая расстояние. Из сокрытых под масками
пастей полезло нечто туманное, потустороннее.
– А-а-а! – закричала осуждённая, озираясь по сторонам, но
натыкалась лишь на приближающихся мерзких существ.
– Отдай нам Его… – шептали, окутывая добычу мерзким холодом. –
Отдай!
Внезапно раздался свист и разнесся эхом по помещению. Тени
замерли и оглянулись к входу: громко цокая копытами, с лестницы
быстро спускался всадник на белоснежном коне. Его лица не было
видно из-под глубокого капюшона золотого плаща, что развевался за
спиной подобно крыльям. Но серебряные глаза полыхали неистовым
гневом.
Время остановилось. И лишь вершник продолжал движение. Достигнув
алтаря, он обнажил лезвие чёрного меча и поразил, минуя апостола,
застывших стражей. Те исчезли. Потом подоспевший вовремя наездник
обратился к девушке:
