В своём гримуаре “Завещание” царь Соломон настоятельно
рекомендовал всех духов после завершения ритуала в кольцо-артефакт
помещать*, но я не знала, как это сделать, времени на подробное
изучение рукописи у меня не было, да и не особо хотелось мне так
поступать, если честно с духом-помощником. Всё же я надеялась, что
Мефистофель мне поможет распечатать магию и, тогда будет
несправедливым, если его в кольцо после этого заточить. Пусть лучше
летает свободным.
Разложила всё необходимое на крышке саркофага и, опустившись на
колени, принялась рисовать мелом знаки на мраморных плитах пола
гробницы.
В наушниках послышался робкий голос напарника Лёшки:
“ — Мне жаль, Анюта отвлекать тебя от столь важного действия, но
скажи, разве тебе не страшно? У меня зуб на зуб не попадает,
картинка перед глазами на экране плывёт, так меня трясёт! Может
лучше продать это кольцо в “Темноте” (я смогу устроить всё без имён
и фамилий), выручить за него порядочную сумму и сбежать ото всех?
Ну её куда подальше, эту твою магию, а? Спала восемнадцать лет, так
пусть ещё поспит столько же.”
Я упрямо мотнула головой, зная что напарник наблюдает по
видеокамере встроенной в очки за моими действиями:
— Нет, Лёш, я не могу, извини. Ты не всё знаешь, я не до конца
была откровенна с тобой, но я не могу всё бросить и вот так
сбежать, — и опережая его дальнейшие расспросы, быстро добавила: —
После всё расскажу, честное слово, а сейчас мне надо
сосредоточиться, не отвлекай, пожалуйста.
Когда пентаграмма была готова, я села, скрестив ноги, лицом на
северо-запад, саркофаг остался позади, зажгла свечу, поставила её и
чашу с маслом на пол перед собой. Открыла текст заклинания, набрала
полные лёгкие воздуха, задержала дыхание на пару секунд.
Сердце в груди бешено прыгало, на лбу выступила испарина. Надела
артефакт на указательный палец, почувствовала лёгкое покалывание,
шумно выдохнула. Одна попытка. Всё или ничего. Чётко проговаривая
каждое слово, сказала:
— Voithós pnévmatos Mefistoféli, se kaló kontá mou to ónoma tou
archangélou Rafaíl. Éla kai dóse mou píso ti dýnamí mou**, —
опустила кончики пальцев в чашу с маслом Амаранта, затем стряхнула
несколько капель на пентаграмму.
Пламя свечи ярко вспыхнуло, увеличилось. Повторила эти действия,
в строгом порядке ещё три раза. Отблеск огня отбрасывал живые тени
на стены и потолок склепа.
Послышалось негромкое шуршание и я почувствовала шевеление
спёртого воздуха в помещении. Как будто прохладный ветер задул в
открытую дверь. Пламя замигало, уменьшилось. Замерла, не сводя
взгляда с центра нарисованной ловушки. Ладони вспотели, во рту
пересохло, я с силой сжала в кулаке сухой корень Ангелики.
Паниковать себе запретила.
«— Что происхо…картин…рябит… пропада… — в наушниках затрещало,
послышались помехи.
Связь с Лёхой пропала, я отключила звук и сняла очки.
Шелест повторился, и его источник явно находился позади меня. Я
быстро вскочила на ноги, оглянулась, и не удержавшись, вскрикнула,
телефон тут же выпал у меня из рук.
По спине пробежали холодные мурашки, волосы на затылки
потянулись вверх, будто от ужаса хотели сбежать отсюда без меня. Я
перестала дышать, а сердце отказывалось биться и разгонять кровь по
телу. Конечности похолодели, желудок скрутило.
Демьян Трибой, а вернее, то, что от него осталось, стоял во весь
рост в своей кроватке для мертвецов и тянул ко мне костяные
руки.
Да не может быть! Как? Почему? Я не собиралась воскрешать
мертвеца! Я не умею этого делать!
Но это создание без плоти и кожи явно доказывало обратное и,
перекинув ногу, довольно проворно вылазило из саркофага. Оцепенев,
я пару секунд не могла пошевелить даже губами. Хотелось заорать,
позвать на помощь, но голос пропал и из горла вырвался лишь
тоненький сип.
