В этот вечер небо было цвета мокрого асфальта, которое там, на горизонте, сливалось с дорогой в единое и сплошное полотно. Тучи серым льдом сползали на землю, скрипя своими краями друг об друга. Сверху раздалось падение чего-то очень тяжелого, и оно будто скатывалось сверху вниз, но обо что-то уперлось в километре от земли, – это был гром. Внезапно огромное небо поделила надвое кривая молния, осветив погасшую землю на несколько секунд. Хлынули потоки тонких коротких лент, которые были видны только вокруг включенных уличных фонарей. Перед глазами зарябили мелкие капли, как помехи в телевизоре. Брызги плясали на асфальте вальс, взявшись за руки и поднимая свои платья волной. Казалось, будто они плясали канкан, радуюсь тому, что упали наконец-то с неба. У бордюров стали собираться пузыри от слишком сильных ударов воды и твердую поверхность. Казалось, что дороги, по которым только что ходили люди, будто закипали от этой неожиданности.
Асфальт закрыли мутные ручьи, бегущие сверху, но скапливаясь у сливных решеток, образовывали огромные лужи. И в этих лужах отсвечивались меняющиеся цвета светофора. По этим лужам бежали прохожие, держась за руки по трое или четверо под одним зонтом, а то и вовсе без него, прикрывая голову куртками. Все они опаздывали на концерт рок-группы в здание, предназначенное для спортивных соревнований. Небо еще долго моргало и сыпалось, пока зал не набился до отказа, не зажглось боковое освещение, и к микрофону не подошел солист. «Я рад всех вас видеть здесь! Сегодня будут исполнены лучшие песни за десять лет! Только хиты! Ну что начнем?!». И зал заревел под звуки визжавшей электрогитары, застучали барабаны и готический ритм заглушил их восторженные возгласы. Засверкали со всех сторон разноцветные огни, они резали зал на части, словно нож на дольки апельсин. Колонки застучали битом с такой силой, что стены дребезжали, а некоторым показалось, что начало дребезжать и у них в голове, от чего они приходили в еще большее восхищения, забыв про дождь, что совсем недавно настиг их по пути сюда. На улице тем временем зеркальные лужи уже высыхали по краям.
Вокалист хватал микрофон так, будто укрощал дикую змею, обхватывая его то рукой, то ногой, затем делал несколько попыток прыгнуть на толпу, но каждый раз не решался. Его голос звучал чисто и тонко, как положено для такой музыки, за что его и любили поклонники и особенно поклонницы. Он пел с остервенением, особенно припевы, которые с удовольствием подхватывали голоса из зала. С добавлением нового инструмента добавлялись и огни на сцене, все сверкало и кружилось. Девушки залазили парням на шеи, чтобы лучше видеть все что творилось на сцене. Солист прохаживал по ней из стороны в сторону, отдыхая после куплета. Менеджер предлагал включить ему фонограмму, но тот отказался заявив, что не станет обманывать своих фанатов, а когда предложил включить ее тихо, для напоминания слов и такта, он задумался, но все равно отказался. «Они пришли чтобы послушать меня в живую, и я их не разочарую».
Наконец отыграла последняя песня, и зрители стали хлопать не переставая, солист кланялся и кланялся, а когда стал покидать сцену, толпа захлопала еще интенсивнее, и ему пришлось исполнить еще один свой хит, после которого у него помутнело в глазах. На этот раз он ушел не дослушав аплодисменты, потому что уже почти их не слышал от усталости. Зайдя в гримерку он сразу же рухнул головой вниз на маленький диван, и стал погружаться в дремоту, но уснуть конечно же не смог, потому что тело ныло от усталости. «Ну ты ас! Они до сих пор аплодируют!», сказал подходящий к нему менеджер. «Ты как устал наверное? Может по стаканчику или по бокалу? Надо отметить такой успех! Что скажешь?». Солист поднял голову и пробубнил: «Если это только поможет уснуть». «Поможет, конечно поможет. Это всегда помогает. Тогда собирайся потихоньку и приходи в буфет, а я пока накрою там на стол».
