В ту ночь бушует буря. За окном завывает студеный ветер, ставни
с грохотом стучат об окна, а небо рассекают молнии одна за
одной.
– Тужься, Белослава, еще немного, – помогает мне моя служанка,
когда я без сил лежу на мокрых простынях и молю всех богов забрать
мою душу и больше не мучать ни меня, ни ребенка в утробе.
– Я больше не могу, Эйва, – хнычу я, не чувствуя уже
собственного тела. – Дай мне умереть, прошу тебя!
Живот разрывает от боли, а я мечусь по мокрым простыням и
мучаюсь от агонии, пожирающей всё мое тело. Последние несколько
дней меня держат взаперти сырого затхлого подвала с одним
единственным маленьким окошком, не выпуская на улицу, так что
полноценный свежий воздух мне только снится.
– Не накликай беду, девочка, – шепчет старая одноглазая
служанка, которая скрашивает мои дни, и протирает мой лоб тряпкой,
которую смочила в мутной, но холодной воде.
Будь я в себе, воспротивилась бы, так как это сплошная
антисанитария, но мне так плохо, что даже соображаю я с трудом,
теряя связь с реальностью.
Сквозь туман в голове я слышу, как скрипит тяжелая железная
дверь. Кто-то входит в комнату подвального помещения и визгливо
выговаривает Эйве за то, что она заставляет господ ждать.
– Когда это отребье разродится? – звучит недовольный женский
голос.
– Скоро, госпожа Мара, скоро, – подобострастно отвечает Эйва, а
я с трудом открываю глаза и смотрю на женщину, которая
требовательно оглядывает мой огромный живот.
Она красива той холодной красотой, от которой хочется держаться
как можно дальше. Пепельного оттенка волосы оттеняют белоснежную
молочную кожу такую тонкую, что на ней проступают голубые вены, а
льдистые голубые глаза способны заморозить даже самый горячий
источник. Вот только мужчины липнут к таким, как пчелы на нектар, и
пытаются добиться благосклонности, надеясь урвать хоть крохи
внимания.
Это Марена. Новая жена лорда Брона, которую он привез три дня
назад. Хозяина этих земель и высокородного дракона, лорда этого
замка. Отца моей дочери и моего еще неродившегося ребенка.
– Надеюсь, на этот раз ты подаришь лорду мальчика, – усмехается
она и брезгливо морщится, закрывая нос рукой. Не нравится ей
спертый запах, который стоит в подвале.
Будь у меня силы, я бы усмехнулась и предложила ей занять мое место
и прожить тут целых три дня. Посмотрела бы я тогда, как бы она
смогла спокойно родить.
Когда она уходит, я мечусь в агонии и впадаю в забытье, моля
всех известных мне богов прекратить мои мучения, но когда я уже
готова провалиться в небытие, звучит радостный голос служанки.
– Почти всё, Белослава! Последний рывок! Ну же! Ты же не хочешь
оставить своих детей сиротами? Леди Мара тогда сживет их со свету и
продаст в бордель.
Слова Эйвы заставляют меня мобилизоваться и собрать все силы в
единый выдох. И мои усилия оказываются не напрасными. Вскоре я
слышу звонкий недовольный детский крик и расплываюсь в счастливой
улыбке.
Но служанка молчит, будто что-то не так.
Я разлепляю глаза и моргаю, выискивая ее взглядом. Перед взором
медленно рассеивается туман, и я вдруг вижу ее испуганное
разочарованное лицо, а вот взгляд, который она бросает на меня,
полон жалости.
– Очередная девочка, Белослава, – шепчет Эйва, словно это
какая-то трагедия, и прикусывает губу. – Такими темпами свободы ты
не получишь.
Белослава.
Я ненавижу это имя. Мне так и хочется закричать, что меня зовут
Белла, но я слишком ценю собственную жизнь, чтобы признаться в том,
что я не жена хозяина этого замка и дракона, а самозванка, которая
заняла ее тело после смерти в собственном мире.
В этот момент дверь снова открывается, и внутрь входит стражник.
Видит, что я родила, и щерится, нагло оглядывая мое обнаженное
тело. Я судорожно прикрываюсь подушкой, а сама чувствую себя
грязной.
