Меня окружала темнота. Сначала показалось, что я ослепла. В панике потерла глаза, но картина не поменялась. Потом, догадавшись задрать голову, увидела слабо светящиеся точки – звёзды. Ноги стояли на неровной и холодной поверхности, что-то мелкое и острое впивалось в них, куда бы я не ступила. Повеяло холодом, и он принес осознание – я на улице.
Постепенно глаза привыкли к темноте, и сквозь мглу проступили едва различимые силуэты деревьев. Гигантские ели, трясущие ветками на ветру, казались чудовищами, готовыми дотянуться и схватить. Я поёжилась от холода и обняла себя, тут же вляпавшись в какую-то жидкость, которая покрывала мою ночную сорочку, руки и плечи. Может быть, я упала в лужу? Я этого не помнила, как не помнила и того, как оказалась посреди леса ночью. Одна.
Недалеко что-то хрустнуло. Я вздрогнула и застыла, устремив взгляд туда, откуда раздался звук. В нескольких метрах от меня, между стволами, виднелся тёмный силуэт.
Трещины на экране телефона блестели как серебристая паутина на тёмном окне. Я смотрела на них, не понимая, откуда они взялись. Ещё секунду назад телефон был в руках у моего сына. Неразбитый.
– Ты что наделала?! – вскричал Арсений, мой тринадцатилетний сын, вырывая у меня девайс, с которым редко расставался.
Голос Арсения дрогнул, будто сын вот-вот расплачется, но свободная рука сжалась в кулак, а глаза вспыхнули яростью.
Я отшатнулась. Окружающие звуки казались слишком громкими. Тиканье часов, скрип паркета, гул за окном. Сделав несколько неуверенных шагов, я присела на диван в детской. В висках запульсировала боль, я поморщилась и схватилась за голову.
– Что там у вас происходит? – донёсся голос Андрея из гостиной.
– Мама разбила мой телефон! – прокричал Арсений и бросился к отцу.
Не понимаю, как это произошло. Если учесть настрой, с каким я вошла в комнату сына несколько минут назад, то похоже на правду, но я ничего не помнила. Наверное, бросила телефон на пол от негодования.
Обречённо вздохнув, я опустила голову на руки. Этот вечер я хотела провести иначе. Уже несколько дней старалась собраться и настроиться на позитив. Обещала себе быть спокойной, не срываться. Но хватало меня ненадолго.
Утром я ещё держалась, даже начала заниматься йогой. Но к вечеру сдулась, как надувная реклама у автомойки, которая еще дёргалась, хотя воздух почти вышел. Я не видела смысла в ежедневной рутине, в бесконечных ритуалах. Внутри меня росла пустота. Каждый день казался серым и безликим, словно монохромная палитра, и я не понимала, что вернёт мне радость.
Всё усугубил звонок репетитора Арсения по математике:
– Диана, добрый вечер, – услышала я в трубке хрипловатый голос. – Вы в курсе, что Арсений все домашние задания делает с помощью нейросети?
– Что? – переспросила я, помешивая суп на плите и поглядывая на носящихся по кухне близнецов, которые всё время дёргали занавески.
– Нейросеть, – повторил он. – Искусственный интеллект. Арсений пишет ему задание и получает готовое решение. Домашние задания у него всегда выполнены идеально, а такие же задачи на занятии он решить не в состоянии. Думал, может вы ему помогаете. Но Арсений сам похвастался. Считает, что это очень умно с его стороны. Не вижу смысла в занятиях, если он не будет работать самостоятельно. Вы же сами с меня спросите за результат.
– То есть это какая-то программа ему всё делает? – уточнила я, переваривая слова репетитора.
Всё, что он говорил дальше, я слушала вполуха – внутри начала клокотать злость. К ней добавилось чувство жалости к себе. Не хотелось тратить последние силы на разборки с сыном. Я пообещала репетитору, что это не повторится, и быстро свернула разговор.
Выключив плиту и что-то крикнув младшим детям, я направилась в комнату Арсения. Он сидел за письменным столом. Перед ним лежали тетради, одна из них была открыта. Груда учебников, опасно нависших над краем, никак его не беспокоила. Он откинулся на спинку стула и внимательно смотрел в телефон. На экране мелькали кадры какого-то видео. Сын не сразу заметил меня.
