Мэши подняла голову и последний раз бросила взгляд на Город. Каменные дома лепились к скалам и уходили вверх, почти до самых вершин, в точности повторяя неправильную окружность скальной гряды. Плоские крыши самого верхнего яруса чуть-чуть не доставали до плато, на котором тонкими, ровными линиями вырисовывались сторожевые башенки.
Густо-сиреневое небо казалось плотным куполом, накрывающим Город. А белый круглый Буймиш, слабо выглядывающий большим боком из-за гряды, напоминал огромный фонарь. Вернее, только бок этого фонаря. Дневное светило уже успело опуститься, и Буймиш теперь разливал теплое, бледно-розовое свечение и на стены домов, и на верхушки Городских гор.
Мэши подумала, что, когда была маленькой, Буймиш казался живым, и она разговаривала с ним по ночам, выглядывая в окно. До тех пор, пока старший брат не объяснил, что это всего лишь планета, вокруг которой вращается их сиреневая Эльша. А они живут себе на Эльше и даже не чувствуют, как плывут вокруг Буймиша.
Мэши тогда страшно удивилась. Она подумала, что такого и быть не может. Если бы они действительно летали на Эльше вокруг Буймиша, она бы могла это почувствовать. Она бы точно почувствовала. Но брат только засмеялся и велел спросить у отца.
– Пойдем уже… – Отцовский голос вернул к действительности.
Мэши надвинула плотнее капюшон, вздохнула.
– Я сейчас, – шепнула совсем тихо.
Ей непременно хотелось отыскать темные окна их дома. Он находился на третьем ярусе, и в стенах его попадались розовые и красные камни. Отец говорил, что купил дом в тот год, когда у них с матерью родился первый сын. Мэши всю жизнь прожила в нем, все шестнадцать полных Буймишей. То есть шестнадцать раз Буймиш поднимался в самый зенит над Городом. Другого дома у Мэши не было.
А теперь вот они с отцом покидают его навсегда. Наверное, навсегда.
Мэши не спрашивала, вернутся ли они когда-нибудь. К чему задавать глупые вопросы? Как только отец проведет через потайной проход за Городскую гряду, они станут предателями, и пути назад не будет.
Мэши решительно отвернулась и зашагала по гладкой каменной дорожке.
Выбраться из Города не просто. Вот об этом она и спросила сегодня днем отца, когда вернулись с Городского собрания. Спросила коротко и резко, едва поднялись по подъемнику на тот уровень, где находился их дом.
Отец поднял брови и сурово велел:
– Молчи!
Одно слово, но столько в нем было гнева и ярости, что Мэши удивленно глянула на отца. Она давненько не видела его таким. Наверное, с той самой поры, как ушла мама.
А едва попали через переход в свой дом и автоматическая дверь щелкнула, возвещая о том, что сработали замки, отец схватил вместительный кожаный рюкзак, бросил его на широкую кровать в одной из домашних ниш – той самой, где когда-то спала мама, – и распорядился:
– Собирай вещи, мы уходим.
– Как мы выйдем? – Это единственное, что хотела знать Мэши. Все остальное было понятным, как узоры на спине домашней ящерицы Хамийе.
– Я знаю проход. Там нас не задержат, в тех местах наши не появляются. Потому что там Настоящая Земля, кусок Настоящей Земли.
– Как же пройдем мы?
– Очень быстро. Нас с тобой только двое, Деревья не успеют нас почувствовать. Это единственный выход отсюда.
Городские собрания проходили каждый год. И каждый год имена шестнадцатилетних мальчиков составляли список будущих ополченцев. А на следующий день крутили жребий – традиционный каменный барабан, – и несколько десятков избранных уходили служить в ополчение. Навсегда. На всю жизнь.
Так однажды ушли и два старших брата Мэши.
Остальные мальчики продолжали жить в Городе и записывались на курсы будущих профессий. Кому-то хотелось стать земледельцем, кому-то заводчиком ящериц, а кому-то – строить ярусы и дома из тяжелых гладких камней. Братья Мэши надеялись стать строителями, они не раз это говорили.
