Поправив свой выцветший и весьма
потрепанный от времени цилиндр, виртуоз Босвел заметно просветлел
лицом. Долгие инчи он трудился над своим изобретением, лелея в
мечтах тот день, когда сможет разрезать презентационную ленту и
представить своим заносчивым коллегам по Цеху механикусов сложную
машинерию, при виде которой они завистливо ахнут и похлопают его по
плечу, в знак наивысшего почтения.
Я, конечно же, старательно помогал
ему, но существенно приблизить такой знаменательный день был не в
силах. Работа то и дело срывалась. Виртуоз устраивал длительные
перерывы, запирался в своей лаборатории и по нескольку дней не
выходил оттуда, заставляя меня порядком нервничать и теряться в
догадках. Его жена, многоуважаемая Сиз Босвел, тоже была не в
восторге от поведения мужа, но поделать с этим ничего не могла.
Гений должен искать Искру – богиню вдохновения. А делать это лучше
подальше от посторонних глаз, чужих советов и всяческих
раздражающих факторов. Именно с этим было связанно последнее
исчезновение виртуоза. Ничего не объясняя, он закрылся в своем
кабинете, расположенном в нижнем ярусе дома, – и был
таков.
Последняя пауза перед очередным инчем
затянулась на долгую неделю. Не скрою – я уже всерьез стал
подумывать о смене наставника, но в последний момент передумал:
слишком жалко стало потраченного понапрасну времени. Тем более что
машинерия уже приобрела вполне законченный вид. И хотя я слабо
разбирался в сложной внутренней конструкции шестеренок, насосов,
конденсаторов и проводов, мое лурийское чутье было не обмануть –
работа подходила к концу.
Мне сразу вспомнились те времена,
когда металлический каркас изобретения был всего лишь бездушным
скелетом, не имеющим ничего общего с тем сложным и многогранным
организмом, который ухитрился соорудить Босвел. Постепенно, с
головой окунувшись в кропотливую работу – не без моей
помощи, – виртуоз создал настоящий шедевр, скрытый от
завистников темной непроницаемой тканью. Ореол тайны окружал
машинерию долгие три года, и даже миссис Босвел не знала, какую еще
финтифлюху сотворил ее благоверный. Да, именно так она любила
выражаться, одним емким словом описывая многочисленные изобретения
виртуоза.
Присев рядом с механической
громадиной, я ловко расчертил на песочной поверхности временные
отрезки, в которые мы трудились над творением моего господина, и у
меня получилась ужасающая цифра – сто сорок семь. Не пятьдесят, не
даже сто, а гораздо больше. Великий Икар! Да за такое время я уже
должен был стать как минимум докой, а не оставаться жалким адептом.
На ум незамедлительно пришел мой приятель Хрум, который обучался у
маэстро Пима. За два года мой ровесник вырос до знатока. После
такого стремительного полета он быстро задрал нос и теперь,
встречая меня на рынке, даже не протягивал руки, воображая себя
великим гением машинерии. Но я‑то отлично знал, что такому
пройдохе, как Хрум, никогда не стать членом палаты Искусников.
Кишка у него тонка.
Следом в памяти возникли живые
картинки тех беззаботных дней, когда мы мальчишками воровали яблоки
в саду старого Хлифа. Тогда мы еще не знали, куда нас распределят,
и Хрум был обычным сорванцом, который часто плакал и до жути боялся
драчливых сверстников.
Эх, времена и вправду изменились – я
остался таким же неумехой, а мои бывшие друзья умудрились сделать
удачный шаг в будущее…
– Нашел, милостивая Эверика!
Нашел!
Увидеть господина в исподнем и при
свете полной луны стало для меня настоящей неожиданностью.
Размахивая какими‑то чертежами, он быстро спустился по ступеням
дома и стал стремительно приближаться к своему механическому
детищу. Тонкие ножки в огромных до колен сине‑белых гольфах быстро
засеменили по каменной тропинке. Седая борода с двумя кисточками на
конце то появлялась, то пропадала в ворохе масштабных схем.
