Чтобы читали стихи, они не должны быть гениальными. Читают рифмованные мнения большинства в рамках общепринятой кривды о Земле и Небе, и рифмованные не обязательно умело. Стихи будут помещать на первых новостных страницах, если сочинитель обладает известным именем и хоть чуть-чуть остроумен. Но в любом случае, стихи, если и читают, то почти без интереса.
Я живу небесной Правдой. Поэт не имет права говорить о Небесной правде. Точнее – никто не имеет. Запретная тема. Эту Правду придумали нерусские древние. Новые стихи о ней сейчас лучше всего написало бы учёное начальство, да оно отягчено нестроениями, суетой, стяжанием; руки не доходят, им не до Правды…
Я пишу об огромном счастье, не зная Правду, глубоко чувствовать её… Знать – невозможно, не обольщайтесь. Но, прошу прощения, тонкость и возвышенность чувств – мой небесный дар. Я им бесстыдно пользуюсь, помещая в Интернете мои работы. И счастливо не боюсь поругания, потому что никто не читает. Людское равнодушие стоит на страже моего душевного покоя… Спасибо, мне это важно.
Я очень счастлив в чувственном познании небесной Правды. Полагаю, полностью и совершенно быть счастливым здесь и сейчас возможно и другим, но как будто у человечества нет благословения на это…
Что, ни у кого благословения нет, а у меня есть? Я особенный? – Не мне судить. Но в России у меня была ужасающая судьба. Жить было невозможно. Осознал, что выход в духовном. В церкви его не оказалось, там я нашёл очередной тупик. Начал отчаянно молить Всевышнее* о любви к нему. Молил упорно и много лет. Получил желаемое и обрёл огромное и безграничное счастье.., правда, в Южной Америке. Во время же приездов в Россию судьба снова берёт за горло. Снова приходится убегать и потом по многу месяцев восстанавливать здоровье.
*Прошу прощения, Создатель – Дух, а у духа не может быть пола, по моим представлениям. Поэтому Создатель условно обозначен словом в среднем роде.
Люди почему-то упорно хотят найти счастье в несчастьях и неправдах. Поэтому множат кривду всё более, более и удивляются, что не находят счастья там, где его не может быть. Видимо, потому, что представляют более светлую часть своего несчастья в качестве счастья. То есть имеют сильнейшим образом искажённое представление о счастье, по моему мнению, но я, разумеется, ошибаюсь, чтобы не рассердить вас. Ибо сердить не благо…
Счастье, полагаю, обретается не в «хочу», «дай» и «помилуй», а в необусловленном ничем «люблю» – в пламени небесной Любви. Но гореть такой любовью и таким счастьем отчаянно не желают… Почему? Нет благословения свыше или потому что не знают, что благо есть упорнейшим образом молить непостижимое Небо о любви к нему? – Если вы не знали, то теперь я сказал вам это… А священство на такое благословенье бессильно, даже не приступайте: хуже будет…
В выпестывании небесной любви, которую я осмеливаюсь проповедовать, могло бы быть единое исповедание народов мира, обретение мира и рая на Земле. Такая ангельская любовь не может противоречить ни одной религии, ни одной культуре народов, населяющих Землю. Поэтому её исповедание (я называю его вышеславием) всеобще и объединительно. Но люди страстно хотят корчиться в религиозной вражде и надеются духовно раздавить, а то и телесно уничтожить людей, преданных иным легендам, хотя это заведомо невозможно.
Встречаясь с высоким, благородным, целомудренным, бесстрастным, в том числе и в стихах, говорят: «Это высоколобо», – и осознанно, с вожделеньем предаются, если не откровенно низменному, то возбуждающему страсть, что всегда не благо.