– Мне очень жаль…
Я молча кивнул и закинул в коробку степлер с блокнотом. Вот и
все сборы. Оказывается, каких-то четверти часа перед обедом вполне
достаточно, чтобы из подающего надежды молодого инженера
превратиться в безработного. А уж зная Уилсона, можно не
сомневаться – теперь в Сан-Франциско меня возьмет к себе разве что
полковник Сандерс… или Рональд МакДональд. Мыть полы и таскать
гребаные подносы с фастфудом за десять баксов в час.
Добро пожаловать в «KFC», сэр. Что вам будет угодно?
– Ричи… Степлер.
– Что?
– Степлер – собственность фирмы. – Джоуи улыбнулся и указал на
коробку. – Уилсон вряд ли обрадуется, если…
– Уилсон может пойти в задницу, – прорычал я и зашагал к
выходу.
– Как скажешь, Ричи. – Джоуи заковылял следом за мной. – Здорово
же ты его отделал! Богом клянусь, каждый на этаже в этот момент
хотел бы быть на твоем месте…
Будь я проклят, если это не так. Барни Уилсон – гребаный
плешивый ублюдок – за последние полгода успеть поиметь нас всех – и
каждого как минимум дважды. И рано или поздно какое-то дерьмо
просто обязано было случиться. Но я никогда бы не подумал, что тем
парнем, который найдет свои яйца и выскажет старине Уилсону все,
под чем любой из технического отдела подписался бы кровью, стану я
сам. Никогда не замечал за собой какой-то особенной
вспыльчивости.
Но некоторые дни просто созданы для того, чтобы превратить твою
жизнь в дерьмо. Сначала ты проливаешь кофе на новые джинсы, потом
опаздываешь на автобус, потом гребаной тако открывает у тебя в
желудке филиал Преисподней… И во время разноса, который Уилсон
устраивает всему техническому отделу не менее пяти раз за неделю,
вместо того, чтобы кивать и тихо бормотать себе под нос «Да, сэр»,
ты вдруг вскакиваешь, опрокидываешь стул и советуешь боссу трахнуть
самого себя. И добавляешь еще несколько слов, каждого из которых
вполне достаточно, чтобы любая контора в ближайших штатах занесла
тебя в черный список до конца жизни. Мой монолог длился примерно
двадцать секунд, в течение которых каждый из парней в отделе
наверняка готов был аплодировать мне стоя.
Уилсону, чтобы сказать, что я уволен, понадобилось примерно
втрое меньше.
Гребаный. Тупой. Ублюдок!
Коробка описала короткую дугу и, врезавшись в стену, выплюнула
содержимое во все стороны. Я не стал подбирать – все равно ничего
ценного внутри нет. А если Уилсону так нужен степлер – пусть сам
тащит свою жирный зад на улицу и ищет его среди хлама. А у меня
есть дела и поважнее. К примеру, выпить. Прямо сейчас, в один час
тридцать минут после полудня. Роскошь, которую может позволить себе
только безработный.
Что-то похожее на здравый смысл вернулось в голову только после
четвертого или пятого пива, которое я влил в себя в баре на
перекрестке Девятой и Фолсом-стрит. Точнее, я просто перестал
всерьез задумываться о том, чтобы вернуться обратно, послать на
хрен Венди со стойки ресепшена, подняться на технический этаж и
вышвырнуть Уилсона в окно. Злость никуда не делась, но все же я уже
достаточно накачался, чтобы мне больше не хотелось геройствовать.
Так что я просто оставил на стойке смятую двадцатку и зашагал к
метро. Конечно, можно было протащиться все шесть миль до Саннидейл
хоть пешком, заливая себе в глотку еще одно пиво в каждом баре по
пути… Но остатки мозгов еще кое-как работали и подсказывали:
надраться до чертиков, получить по морде где-нибудь в Эксельсиоре,
остаться без бумажника и в конце концов загреметь в участок – не
то, с чего стоит начинать новую жизнь.
Так что я кое-как дотащился до подземки и, плюхнувшись на
сиденье, проспал всю дорогу до Бальбоа Парк и выбрался на платформу
если не протрезвевшим, то хотя бы чуть отдохнувшим. Достаточно
свежим, чтобы посидеть еще немного в «Темной Лошадке» на
Дженива-авеню, захватить пару пицц через дорогу и уже не торопясь
дотащиться до дома.
