Я – был первым.
До времени. До плоти. До песен и проклятий.
Я – Аверон.
Создатель дыхания. Глашатай света.
Тот, кто назвал пустоту – миром.
И вдохнул Искру в глину, которую вы зовёте человечеством.
Я дал вам начало.
Не меч, не цепи, не закон.
Я дал вам выбор. Дал искру
Ибо в нём – сила истинного бытия.
В нём – то, что делает вас больше, чем звёздную пыль.
Вы могли созидать. Могли любить.
Вы могли стать подобными богам.
Но вы выбрали власть.
Вы выбрали страх.
Вы превратили мой дар в проклятие.
Искажение ползло по миру, как трещина по стеклу.
Города горели. Народы гибли. Сила текла, как яд, из ран вашей жадности.
Я смотрел. Сначала – с надеждой. Потом – с ужасом.
И тогда…
Я пал.
Не потому, что меня низвергли.
Я – Бог. Меня нельзя убить.
Я сам бросил себя вниз – в глубь мироздания.
Чтобы остановить вас.
Чтобы смыть с небес мою вину.
Моё тело стало камнем.
Мой голос – ветром.
Моё имя – шёпотом, забытым среди пепла.
Но одно я оставил.
Одно – не смог забрать.
Сердце.
Сгусток моего начала.
Последняя Искра.
Оно – в этом мире. Оно слышит. Оно ждёт.
Не для того, чтобы дать силу.
А чтобы узнать: достойны ли вы её теперь.
Ты, кто живёшь после падения.
Ты, кто ищешь путь сквозь тьму.
Запомни:
Сила – не право.
Сила – последствие выбора.
Когда ты стоишь на краю – между болью и гневом, между прощением и местью – ты не просто человек.
Ты – зеркало всего, что я создал.
И если ты выберешь не разрушение, а жертву…
Не господство, а сострадание…
…тогда моё падение не было напрасным. И сердце моё, сердце павшего творца,
вновь сможет замереть. В покое.
Теневой квартал Фламериса никогда не засыпал. Даже когда остальной город замирал, здесь пахло гарью, сыростью и чужими мечтами, утонувшими в грязи. В этих улицах спали только мертвецы – и то не всегда. Лавки с закрытыми ставнями прятали тайные сделки, а уличные фонари мигали так, будто сами устали от всего, что видели.
Раэль Люмен стоял в тени под балконом таверны «Три бочки», кутаясь в потёртый плащ. Он был широкоплечим, с крепкой фигурой и лицом, в котором угадывалось что-то хищное, глаза темные, как переулки Фламериса. Волосы – короткие, чуть растрёпанные от дождя. На губах играла лёгкая улыбка, будто он знал что-то, чего не знал никто вокруг. Под плащом на груди поблёскивал медальон со львом – реликвия, которую он предпочитал не показывать на виду.
Взгляд его лениво скользил по прохожим, но под этой кажущейся расслабленностью таилась привычная, выученная настороженность. Он умел ждать. И знал: удача приходит не к тем, кто торопится, а к тем, кто дышит в ритме улицы.
Дверь таверны хлопнула. Из неё вышел высокий худощавый человек в дорогом пальто с чёрной повязкой на глазу. Лицо – узкое, скуластое, подбородок выбрит до блеска. Повязка скрывала левый глаз, но правый блестел холодно и цепко. Руки в кожаных перчатках двигались легко и без суеты – как у человека, привыкшего к делам, от которых остаются трупы.
Он направился к Раэлю, не сбавляя шага.
– Лев из Трущоб, – произнёс он, едва заметно усмехнувшись. Голос – спокойный, как у лекаря, объявляющего диагноз. – У меня есть работа. Щедрая. Опасная. Та, что поднимет тебя выше, чем ты мог мечтать.
Раэль чуть склонил голову и ответил негромко:
– Львы не мечтают. Они берут.
Незнакомец кивнул. Ни слова больше. Оба вошли внутрь.
Воздух в таверне был густым от дыма и эля. У стойки кто-то спорил, в углу бренчала лютня, а за дальним столом храпел пьяный гном. Жизнь шла… как всегда…
Раэль выбрал стол в углу, устроился спиной к стене. Человек с повязкой положил на стол кожаный свёрток.
– Все детали здесь. Я не продаю надежду, Люмен. Только шанс.
Один, – сказал он негромко, и, чуть склонившись, добавил: – Береги себя. Сердце любит забирать больше, чем даёт. После этого он исчез в толпе, будто растаял.
