Доброго времени суток, дорогие
читатели!
Это моё первое творение и первый опыт публикации
произведения на таком ресурсе. Ваш отклик, ваш интерес к этой
истории расправил бы мои крылья и подарил желание творить дальше.
Буду очень признательна за неравнодушность, мне важны Ваши оценки и
комментарии. Помогите мне стать лучше.
Ваша,
Мар Лиса.
Помнишь, мне было семь лет, а тебе семнадцать, и я лежал в нашей
детской больнице с остеомиелитом после перелома. Как так вышло? С
азартом и детским восторгом разогнался и летел с горки, мечтая
прокатиться дальше всех ребят, не зная, что дальше под снегом
встречусь с ледяной кочкой… Ко мне приходил отец и ты. С Егором я
познакомился позже. Ты тогда вовсю готовилась к поступлению, но все
равно каждый день после школы в часы посещений сидела у меня. Я не
знаю, во сколько в то время ты ложилась спать. И во сколько
просыпалась. Но ты всегда улыбалась мне и излучала позитив. Ты
успокаивала меня, говорила, что я обязательно поправлюсь, и мою
ноги останутся при мне. А я и не переживал. Я знал, что все будет
хорошо, что я обязательно выздоровею. Для тебя. Иначе зачем я такой
тебе буду нужен?
Ты читала мне книги, помогала собирать паззлы, приносила мне
раскраски и много полезных (и не очень) вкусностей. Иногда ты
засыпала, прямо сидя на стуле, положив руки и голову на мою
кровать. Тогда я старался вести себя максимально тихо, чтобы дать
тебе отдохнуть хоть немного. Лишь изредка гладил кончики твоих
волос, разметавшиеся по простыням. Ты просыпалась, не сразу
понимая, где находишься, и очень смущалась, что так неудобно вышло.
А я улыбался. Тебе.
А позже, когда разрешил мой доктор, ты стала вывозить меня в
кресле на улицу, в свежесть начинающейся весны, катать по
больничной территории, временами спокойно, временами гоняясь,
разбрызгивая лужи, вызывая мой дикий хохот. И я знал, что в эти
моменты все другие дети, которые видели нас из окон, мне
завидовали. Разворачивала мое кресло так, чтобы на мое бледное лицо
попадали лучи весеннего солнца, сама садилась на скамейку рядом и
тоже «загорала».
А однажды ты в сумке пронесла мне котенка. Я и соседи по палате
были в восторге. Ох, и досталось тебе тогда, ты помнишь, Ев? Тебя
даже больше не хотели ко мне пускать, пока мой папа за тебя не
заступился.
Это были одни из самых долгих 3х месяцев моей жизни, днями между
процедурами я считал трещины на потолке и мысленно дорисовывал их в
картинки, в сотый раз обводил пальцами рисунки на наволочке, но
время с шестнадцати до восемнадцати ноль ноль я ждал с большим
нетерпением, эти два часа были моей отдушиной за весь больничный
день.
Мы жили в одном дворе, я с отцом, ты с матерью и
отцом-алкоголиком, но общаться начали после одного случая. Помнишь,
Ева?
После очередного пьяного скандала отца дома со сломанной мебелью
и поднятой на мать рукой, ты сидела за домом и плакала. Слишком
красивая в этом своем цветастом сарафане, бежевых босоножках, с
косами, чтобы сидеть на траве и рыдать. Мне было около пяти, и
тогда я наивно по-детски думал, что когда-нибудь я дорасту до тебя.
Это потом уже я понял, что эта разница между нами будет всегда. Но
уже в тот момент я решил, что женюсь на тебе.
Сорвав по пути ромашку, я двинулся к тебе. Вручил цветок и начал
по-детски тебя обнимать. Ты сначала прогоняла, а потом начала
успокаиваться. А когда я грозно, насколько это может сделать
5-летний ребенок, заявил, что выскажу твоему отцу, чтобы он больше
не смел так делать (ах да, тогда я еще немного картавил), и топнул
ногой для убедительности, ты рассмеялась. Сквозь слезы. И назвала
меня своим маленьким рыцарем.
