ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА,
написанное в оправдание той хаотичной последовательности, в которой читателю предстоит узреть сии творения.
Читатель, вступающий на сии страницы с надеждой обрести некое повествовательное русло, будет незамедлительно разочарован. Книга сия – не дорога, ведущая от завязки к развязке, но лабиринт, выстроенный по прихоти случая. И виной сему – не безумие автора (о коем, впрочем, можно поспорить), а его непоколебимая вера в беспристрастность костей.
Дабы избавить сии истории от предвзятости и линейной скуки человеческого разума, их порядок был определён единственным истинно справедливым судьёй – игральными костями. Они, не ведая ни симпатий, ни стилистических условностей, распорядились судьбой глав по своему усмотрению. Один бросок – и рассказ о любви предшествует кровавой бойне. Другой – и эпилог оказывается в самом нутре книги, словно червь в яблоке.
Посему не ищите здесь порядка, ибо его нет. Есть лишь произвол Случая, этого единственного бога, перед которым я, автор, преклоняю колени. Вам же остаётся либо покорно следовать за его капризами, либо – что много разумнее – немедля захлопнуть сию книгу и приняться за чтение чего-нибудь более упорядоченного, например, телефонного справочника.
Пастбище благих намерений
Над полями фермы «Зелёный Холм» витал тот особый, насыщенный покой, что доступен лишь тем, чьё существование лишено мучительных вопросов и терзающих сомнений. Солнце лило на землю свой жирный, благодатный свет, трава, сочная и густая, шелестела под ленивым ветерком, а сонный гул насекомых сливался в монотонную, убаюкивающую молитву.
Под сенью развесистого дуба, чьи корни уходили в землю, что они почитали краем мира, собралось стадо. Старый Баран по имени Туман, чьи рога были испещрены шрамами от былых, незначительных стычек за право первенства у кормушки, возлежал на самом мягком участке травы. Вокруг него теснились овцы помоложе, их глаза, тусклые и доверчивые, были обращены к патриарху.
– Я размышлял, – начал Туман, пережёвывая жвачку с важным видом философа, – о природе нашего бытия и о тех, кто пребывает по ту сторону Изгороди.
Легкий трепет пробежал по стаду. Изгородь была великой и непреложной границей мироздания. За ней лежали земли, окутанные дымкой и слухами.
– Там пустота, – блеяла робко одна из овец. – И чудовища. Я слышала, как Блеск, что ушёл за Изгородь прошлой осенью, кричал. Больше его не видели.
– Глупости! – фыркнул Туман. – Ваш ум, почтенная, ограничен горизонтом собственного выгона. Разве вы не видите? Нас кормят. Нас охраняют от волков высокие Существа в грубых одеждах. Они заботятся о нас. Разве стали бы они тратить силы на тех, кто не имеет великого предназначения?
Стадо замерло в почтительном молчании. Логика была неумолима.
– Но для чего же мы? – спросил резвый Барашек, чьё любопытство всегда опережало осторожность.
– В том-то и величие замысла! – воскликнул Туман. – Мы – цель. Мы – венец творения этих Существ. Разве их визиты не всегда полны благости? Они приносят нам соль. Они лечат наши раны. Они уводят тех, кто достиг совершенства, в особые, зелёные загороны, дабы воздать им почести! Я уверен, что Блеск сейчас пасётся на лугах, где трава слаще, а тени гуще.
Овцы согласно закивали головами. Воспоминания о Блеске, чей истошный крик разрывал осенний воздух, стёрлись, уступив место уютной картине вечного блаженства.
– Они – наши Пастыри, – подвел итог Туран. – Их воля – закон. Их забота – доказательство нашей избранности. Сомневаться в этом – величайшая из глупостей. Наш долг – плодиться, наращивать шерсть и быть благодарными.
Стадо, умиротворённое и просветлённое мудростью вожака, разбрелось по пастбищу. Они ели траву, которую для них выращивали, пили воду, которую для них приносили, и радовались солнцу, которое им позволяли видеть. Они чувствовали себя центром вселенной, смыслом, ради которого вращается мир.
