Если угораздило родиться в день Жатвы, то из плюсов – возможность подольше поспать. Дальше все катится под откос. Едва ли избавление от занятий в школе стоит ужаса, который испытываешь во время жеребьевки. Даже если твое имя не вытащат, то праздничный торт никому не лезет в горло после того, как двоих ребят насильно уволокут на заклание в Капитолий. Я переворачиваюсь на другой бок и накрываю голову одеялом.
– С днем рождения, Хеймитч!
– С днем рождения! – Мой десятилетний братишка Сид трясет меня за плечо. – Сам просил побыть твоим будильником! Сказал, что хочешь добраться до леса на рассвете.
Так и есть. Я надеюсь управиться с работой до церемонии и посвятить остаток дня двум занятиям, которые люблю больше всего, – бездельничать и проводить время со своей девушкой, Ленор Дав [1]. Мама мне в этом всячески препятствует и регулярно напоминает, что я должен хвататься за любую грязную и трудную работу, ведь зашибить пару монет способны даже самые последние бедняки. Учитывая, какой сегодня богатый на события день, она наверняка даст мне немного свободы, если я выполню свои обязанности по дому. Разрушить мои планы могут только распорядители Игр.
– Хеймитч! – кричит Сид. – Солнышко встает!
– Ладно, ладно. Я тоже!
Скатываюсь прямо на пол и напяливаю шорты, пошитые из мешка из-под муки, выданной правительством. Пониже спины красуется надпись: «Любезно предоставлено Капитолием». Мама все пускает в дело. Она овдовела совсем юной, когда отец погиб в пожаре на угольной шахте, и вырастила нас с Сидом, заделавшись прачкой и экономя буквально на всем. Зола из очага идет на хозяйственное мыло, растолченные яичные скорлупки – на удобрения для огорода, а из этих шортов когда-нибудь выйдет плетеный половичок.
Заканчиваю одеваться и бросаю Сида обратно в кровать, где он тут же зарывается в лоскутное одеяло. В кухне хватаю кусок кукурузного хлеба – подарок на день рождения – вместо темного грубого печева, что мы готовим из капитолийской муки. На заднем дворе мама уже вовсю мешает палкой в выварке, и ее руки напрягаются, когда она переворачивает горняцкий комбинезон. Ей всего тридцать пять, но жизненные невзгоды уже прочертили на ее лице глубокие борозды.
Мама замечает меня в дверях и утирает лоб.
– Поздравляю с шестнадцатилетием! Соус на плите.
– Спасибо, мам! – Перед выходом из дома я успел заглянуть в кастрюльку с тушеными сливами и положить парочку на хлеб. Сливы мне попались в лесу буквально на днях, и до чего же приятно обнаружить их на плите горячими и сладкими!
– Сегодня нужно наполнить бак, – говорит мама, когда я прохожу мимо.
У нас в кране есть холодная вода, однако напор настолько слабый, что ведро и за сто лет не наполнишь.
Мы собираем дождевую воду в специальную бочку, в которой мама – за отдельную плату – полощет вещи (так они получаются мягче), а для обычной стирки используем колодезную. Даже при помощи Сида возня с насосом и наполнение бака занимают пару часов.
– До завтра не подождет? – спрашиваю я.
– Вода на исходе, а у меня гора стирки.
– Тогда давай после обеда, – говорю я, пытаясь скрыть разочарование. Если Жатва закончится к часу и нас в этом году не выберут, я управлюсь с водой к трем и еще успею увидеться с Ленор Дав.
Серые, обшарпанные дома Шлака надежно укрывает дымка. Картина вполне мирная, если бы не вопли детей, которым снятся кошмары. В последние несколько недель, по мере приближения Пятидесятых Голодных игр, этих звуков становится все больше, как и моих тревожных мыслей, хотя я изо всех сил стараюсь им не поддаваться, как бы пытаясь с ними спорить.
