Праздник в честь нашей младшей
дочери уже в самом разгаре.
Ей сегодня исполнялось восемь, а я
только и могла думать о том, что ее родная мама не застала свою
девочку в этот и другие годы.
Инна умерла, когда Вере исполнилось
пять.
Пока что она вспоминает ее, но я
вижу, как меркнет эта память о ней. Прошло три года с тех пор, как
Вера переступила порог нашего дома как еще один член семьи. Мы не
различаем ни Оксану - нашу старшую дочь, ни ее. Они обе наши.
Для нее я мама, а она моя дочка.
Герман, разумеется, считает так же.
Он показал себя отличным отцом с
нашей девочкой, поэтому я не могла ничего иного ждать к дочери
своей сестры-близнеца.
То время потери было сложным. Герман
с Инной имели ту самую связь, которая сложнее и непонятнее нам. Но
она определенно существует. И моему мужу пришлось тяжело без своего
фактически второго «я».
Я знаю Германа двадцать лет, из
которых девятнадцать как своего мужа, поэтому я могу сказать, как
мы тяжело переносили смерть Инны. Боль утраты была схожа с
паутиной, оплетшей всю семью. Но постепенно путы стали спадать.
Теперь мы были родителями сразу двух детей с разницей в возрасте в
восемь лет. И мы справлялись каждый божий день. Шаг за шагом, как
семья.
Я прохожу по заднему двору, нашего
дома и вижу, что единственная кому не особо интересен праздник —
это Оксана.
Подхожу ближе и сажусь рядом на
пластиковый стул.
- Как дела?
Она открывается от телефона, в
котором все это время была потеряна и смотрит вокруг.
- Нормально. А у тебя?
- Совсем не интересно?
- Мам, когда мне было восемь, я
гарцевала как Верка.
- А сейчас тебе семнадцать и можно
не веселиться?
- Ну ма, - закатывает глаза.
- Я просто не хочу, чтобы вся твоя
жизнь заключалась в этом экранчике, - указываю на ее телефон.
- Я общалась по поводу экзов с
девчонками.
- Экзов?
Она снова закатывает глаза, и мы
вместе улыбаемся.
- Нужно было и Олю позвать сюда.
- Она дома с мелким, ее мама уехала
встречать подругу.
- И все же, ты бы обратила внимание
на праздник. Ну а если тебе интересно, то я точно не отказалась от
помощи.
- Я тебя услышала. Сейчас
помогу.
- Благодарю. Папу не видела?
- Они с бабушкой пошли в дом.
- Хорошо. Ты можешь заменить
салфетки и убрать пустые тарелки.
Встаю и ухожу в сторону дверей,
которые ведут в гостиную. Я люблю этот дом. Мы переехали сюда сразу
после того, как оформили Веру в нашу семью и ни разу не
пожалели.
В доме абсолютная тишина, которая
меня смущает.
Я была уверена, что Герман пошел со
своей мамой за подарком. Но судя по тому, что я не слышу ни звука
они… На самом деле, даже понятия не имею, что они могут делать.
Разве что их тут просто нет.
Но я все равно иду по холлу между
кухней и гостиной. А дойдя до коридора, из которого идут двери в
спальни, в том числе и нашу понимаю, что они оба в главной.
Сама тишина заставляет двигаться
тихо, хотя я не нахожу в этом причины. Однако подойдя к двери, я
начинаю зачем-то прислушиваться и то, что долетает до меня,
пронзает насквозь ржавой стрелой мое доверчивое сердце и не
оставляет шанса на выживание.
- Не дай бог, если Мила узнает
правду рождения Веры, - со вздохом произносит свекровь.
- Именно поэтому ты будешь
продолжать молчать, мама, - резко отвечает ей мой Герман.
- Буду, - снова протяжной вздох. –
Но правду все равно не утаишь. Она твоя дочь и если Мила
узнает…
- Три года как-то удавалось скрывать
и еще столько же смогу. Моя жена не узнает, что Вера мне родная
дочь, а сестре была только племянницей, об этом знаем только мы
двое и все.
Не выдержав, я толкаю дверь
обнародовав себя и пригвождаю обоих людей, ведущих свою мерзкую
беседу своим взглядом.
- Что ты сказал, Герман? – вопрос
слетает с моих губ, а сзади внезапно появляется Вера.
