Данил
Сон внезапно стал будто прозрачным.
Как те моменты, где ты все еще спишь, но уже обеими ногами в
реальности и осознаешь это, наблюдая за сновидением со стороны.
«Что меня могло разбудить так
внезапно?» - мысленно задаюсь этим вопросом, по-прежнему играя в
сон, а потом послышался крик Иры.
Вот что. Плач моей дочери. Третья
ночь подряд.
- Зубы, - бормочу вслух,
перекатываясь на спину.
Я пошевелил рукой и откинул ее на
правую сторону кровати, пытаясь нащупать свою жену. Она была пуста.
А это значит, что Яна уже там и не может справиться одна.
Медленно открывая глаза и повернув
голову, я смотрю на циферблат электронных часов слева от меня.
- Половина четвертого. Черт, - сел
и, свесив ноги, спустился с кровати.
Выйдя и спальни, дверь которой была
открыта нараспашку, я вошел в комнату напротив. Маленькая детская
для нашей девочки, но со всем необходимым для нее.
- Эй, ну что тут? – снова моргая, я
смотрю на жену, хорошо виднеющуюся в свете небольшого ночника
мишки, которая стоит у кроватки и смотрит на кричащую дочь. –
Ян?
Она поднимает глаза и смотрит на
меня со слезами.
Картина странная и слегка
пугающая.
- Милая, она ведь плачет… - говорю
ей и спешу вперед к дочери.
На самом деле, она уже была в
истерике, когда ее язычок скрученный, еле виднелся из открытого
рта.
Быстро подняв на руки малышку, я
стал раскачивать руками, мягко обнимая крошечное тело и прижимая к
своей груди с тихим «Ш-ш-ш», в маленькое ушко. Мои глаза не
отрывались от молчащей жены, которая наблюдала за нами обоими.
Когда истерика Иры стала стихать, я
подошел к Яне и попытался коснуться уставшего лица, но она резко
отпрянула, не дав даже приблизиться, затем просто вышла из
детской.
- Тише, ириска, - снова обратился к
дочери. - Тише моя… Сейчас папа тебя покормит, - стал говорить с
ней, привлекая хоть какое-то внимание.
Нашел на тумбочке соску на ощупь,
снял крышку защитную и дал ей.
Она стала активно ее чмокать и все
еще содрогалась, всхлипывая.
Ее реснички были мокрыми, и мое
сердце сжалось оттого, что ей так больно.
- Ты самая прекрасная на свете, -
улыбаюсь ей, разговаривая вполне серьезно. – Я такой как ты, не
встречал раньше, ты ведь это знаешь?
Она моргает и продолжает смотреть,
будто раздумывая над сказанным мной, но продолжая чмокать
соску.
Моя улыбка становится шире, когда я
вижу эти пока еще слишком темные глазки, едва ли приобретающие
зеленый цвет с примесью карамели. Зеленый как мои, песочный как у
моей жены.
Я направляюсь на кухню в надежде
увидеть там Яну, которая делает смесь дочери, но ее там нет.
За те полгода, как я стал отцом, у
меня появилось много дополнительных умений помимо тех, что были
приобретены мной за двадцать девять лет.
Например, одна из таких, держать
ребенка одной рукой и делать ей смесь. При этом умудряясь отмерить
все специальной глубокой ложкой. Проверить воду в бутылочке.
Попробовать все это дело и наконец – покормить.
Это увлекательно - быть папой.
Видеть это маленькое чудо каждый день и даже в такую бессонную и
плаксивую ночь. Но знать, что я ее отец и тот, кто поклялся
защищать ее и дарить покой, а потом наблюдать за тем, как она
засыпает в твоих руках, прижавшись доверчиво – это дорогого стоит.
На самом деле это стоит всего, что человек может иметь на
свете.
Я чертовски счастлив этому новому
статусу.
Я забираю готовую смесь и иду
обратно в детскую.
Опускаю дочь на мягкий пеленальный
стол, купленный с рук в идеальном состоянии, и меняю памперс.
- Отлично, - подвожу итог,
застегивая боди. – Мы готовы спать? – спрашиваю, и она
улыбается.
Снова взяв ее на руки, я укладываю
дочку так, чтобы она была немного на плече моем и, забрав соску,
даю бутылочку, что и пикнуть не успевает.
