Стоит машине мужа с сыном и дочерью, сидящими в ней отъехать, я вздыхаю и, ухватившись за ободки коляски, качусь через весь дом в главную спальню. Лида – домработница и большая подруга, как раз находится там.
– Уехали? – спрашивает, убирая постель.
– Да.
– Ой, ну с богом, – взмахивает рукой и продолжает поправлять одеяло, прежде чем накрыть кровать покрывалом.
– В прошлый раз, когда год назад мы с сыном вдвоем поехали, бог сделал меня инвалидом.
Грубые и совершенно неправильные слова даже для меня само́й слетают с губ очень быстро.
– А ну-ка, перестань, – звонким сердитым голосом Лида заполняет тишину огромного дома. – Вина была не твоя. И не твоего сына. И не вздумай об этом забывать.
– Я просто переживаю, – поднимаю руки к лицу и тру его, немного резко.
– Что с тобой? – она оставляет постель в покое, смотрит обеспокоенно.
– У меня просьба, – сглотнув, начинаю издалека.
– Какая?
– Помоги собрать вещи Никиты в чемоданы.
Эти слова как кость в горле. Но я должна. Пришло время.
– То есть? Едет куда-то?
– Все его вещи. Абсолютно все.
– Зачем? – ее взгляд непонимающий и это нормально. Думаю, до этого момента каждый, кто с нами знаком, и не подозревал, что семьи, по сути, уже и нет вовсе.
Я замираю и, прочистив горло, произношу дрожащими губами то, о чем ни разу ни с кем не говорила.
– Мы разводимся.
– Что? – голос Лиды становится потерянным.
– Да. Это нужно было сделать еще несколько месяцев назад или больше. Но у Артура было поступление. И я не хотела, чтобы он думал о чем-то кроме учебы. А развод не та новость, что сто́ит озвучивать перед экзаменами. Я не могла быть такой эгоисткой. Теперь же он отправился учиться, и пора поставить точку в этом изжившем себя браке.
– Олесь… а что случилось? – она садится на край кровати, прямо напротив меня, сидящей в инвалидном кресле.
– У Никиты любовница, – голос сухой и безжизненный.
– Ах, – она хватается за сердце и вздрагивает, словно ей, как и мне, стало больно. – Как же так?
– Уже давно, – киваю ей.
– Как давно? Как ты терпела-то?
– Ты знаешь, каким был этот год для всех нас.
– Конечно, знаю, – она поджимает губы, опустив взгляд на мои ноги.
– Я просто… – запрокидываю голову, стараясь сдержать слезы обиды.
Сколько раз я задавалась этим вопросом. Сколько раз искала ответ, но не находила. Я не понимаю его поступка. Я просто… не понимаю. Двадцать лет. Не идеальных, но точно счастливых, чтобы закончить вот так?
– Я просто не понимаю, Лид, – озвучиваю свои же мысли, даю им жизнь, иначе свихнусь. – Как он осмелился сделать это, когда я изо дня в день ищу в себе силы встать на ноги и быть прежней? Ищу поддержки в каждом из вас. Как он вообще… Откуда в нем столько жестокости и безразличия. Это бесчеловечно. Мало его обвинений в произошедшем, которые как кислота разъедают мое сердце, так он еще дальше пошел. Любовница, Лида. Другая женщина… И когда? Сейчас, когда я… так уязвима и…
Всхлип все же срывается с моих губ, и единственная слеза катится по щеке, растворяясь на дрожащих губах.
– Ну-ну, тише, – Лида подходит и обнимает, наклонившись ближе. – Соберу. Прямо сейчас и займусь этим. Поплачь. Пусть сегодня ты поплачешь, Олеся. А завтра улыбайся. И каждый день после. Сегодня еще можно. Можно, – шепотом приговаривает, и я медленно успокаиваюсь в руках подруги.
– Спасибо, – вытираю влажные щеки.
– А как же Леночка?
– Сомневаюсь, что ему есть дело до дочери. Мне главное, чтобы он пошел на встречу и согласился на условия по поводу дома. Сама я его не потяну. Да и большой он для нас с дочкой и сыном, который теперь учится за тысячи километров отсюда. А Лена останется со мной, где же еще. Только бы Артуру никто не говорил. Хочу, чтобы он первый семестр отучился спокойно, а там уже поговорю.
