Я хочу рассказать о девушке на фотографии. Вы не против?
Первого марта 1939 года она зашла в ателье, где мирно спал мастер, пожилой армянин с острыми гурджиевскими бровями. Вежливо кашлянув у него над ухом, она спросила, может ли он сделать ее портрет. Протирая глаза, мастер ответил: обижаешь! Как я могу чего-то не мочь? Перед тобой сидит человек, который стоял у истоков кинематографа и повидал немало кинозвезд через глазок киноаппарата. Так вот, знаешь что? Они все – тьфу, – он изобразил плевок, – по сравнению с тобой. Ты уж мне поверь. Это говорит последний из могикан, который еще понимает в искусстве. Сейчас мы вместе сделаем такое, после чего и умереть не жаль. Шедевр сделаем. Лучший портрет самой красивой девушки в городе. Одна карточка стоит пять рублей – деньги пойдут на его похороны. Садись в кресло-качалку и улыбайся, чтобы старый мастер в последний раз почувствовал себя молодым орлом. Но сначала назови имя и фамилию.
– Орлова Галина.
– Очень хорошо, – кивнул армянин, выписывая квитанцию.
Фотография, если честно, получилась не шедевр. Старик халтурил, ему надоело творить задолго до рождения Гали. Он брал деньги авансом и всех клиенток снимал в одной кокетливой позе: ножки под себя, руки за голову, локти вперед.
Семнадцатилетняя Галя очень старалась выглядеть роковой и томной. Ее высветленные кудри символизировали порыв к небесному идеалу платиновой блондинки (ПБ). Потому что блондинка – венец творения. Жить с ней и умереть за нее мечтали герои Древней Греции и нашего времени. Когда изобрели кино, луч света в темном царстве, она стала царицей мира.
Ну, может быть, не сразу, но уж точно после краха Нью-йоркской биржи. В 1931 году на экраны вышел одноименный фильм. Земную ипостась ПБ звали Джин Харлоу. Она была первой секс-бомбой, взорвавшей мозг целому поколению. Подружка гангстеров и боксеров. Трагическая фигура. Звезда, сгоревшая на глазах всего мира, как тунгусский метеорит. Она ушла, не дожив до тридцати. Голливудские таблоиды обвиняли в ее смерти режиссера Говарда Хьюза, заставлявшего Джин травить волосы ядовитой краской. Довоенная химия была адски токсичной. Нежные почки актрисы не выдержали нагрузки. Образ убил носителя.
Но жизнь продолжалась. На арену выходили новые блондинки. И тоже работали над образом всерьез, до полной гибели. Гномьи бригады продюсеров тюкали волшебными молоточками по золотым головкам моделей, добиваясь совершенства убойной силы. В Лос-Анджелесе и Берлине, в кузнях UFA и Paramount, днем и ночью, чтобы зрители раскошелились на баттл «Золушка демократии vs Тоталитарная Брунгильда».
Кинопленка тогда хорошо горела, дымилась предчувствием мировой войны и вспыхивала как порох. Летучие мыши носились над летним кинотеатром в парке культуры. Двум девочкам было тесно на одном шаре.
Белокурая бестия на разогреве у вермахта заводила стадионы, возбуждая в мужчинах желание расширять жизненное пространство и орать, маршируя с факелом в высоко поднятой руке. Арийские режиссеры не заморачивались разнообразием, совершенствуя один образ: Лили Марлен под фонарем в Вальгалле.
Многоликая голливудская фея дарила аудитории иллюзию выбора. Что-то вроде зодиакального круга, где каждая смертная могла найти свой архетип. Не важно, с перекисью или в натуре.
Жадный Сталин, втихомолку наслаждаясь продукцией Голливуда на закрытых просмотрах, не разрешал своему народу делать то же самое. Но открытки с заокеанскими звездами контрабандой переходили границы. Тени теней синема. Привет Большому террору от Великой депрессии!
Медитируя над открытками, советские девушки подбирали себе личины. Кошечка в кудряшках. Распутница с мордашкой ангела. Чертенок в юбке. Роковой пупсик. И т. д. Галя была не очень похожа на Джин. Скажем так: напоминала отдаленно. Чересчур курносая по сравнению с оригиналом, она не выщипывала брови в тонкую нитку, а скулы ее выдавали затаившихся в генах татаро-монголов. Однако всё это, по большому счету, мелочи. Главное – мечта.
