От автора: мысли вслух,
навеянные прочтением сборника писем Анны Ахматовой. Использованные
эпиграфы не являются основополагающими, но тем не менее идеально
передают общий дух.
Любовь всех раньше станет смертным
прахом.
Смирится гордость, и умолкнет
лесть.
Отчаянье, приправленное
страхом,
Почти что невозможно
перенесть.
Любовь покоряет обманно,
Напевом простым,
неискусным.
Ещё так недавно-странно
Ты не был седым и
грустным.
И когда она улыбалась
В садах твоих, в доме, в
поле,
Повсюду тебе казалось,
Что вольный ты и на воле.
Был светел ты, взятый ею
И пивший её отравы.
Ведь звёзды были крупнее,
Ведь пахли иначе травы,
Осенние травы.
А. Ахматова, 1911
Ранним утром, когда за окном только рассвело — серые,
недовольные тучи надёжно перекрыли дорогу солнцу, но рассвет всё
равно наступил — дверь в палату распахнулась, и я увидела совсем не
того, кого ждала и кто должен был приехать самым первым.
— Доброе утро, Мирослава Андреевна. Я привёз для вас сумку, —
мужчина вежливо поприветствовал и протянул в мою сторону сложенный
в несколько раз чёрный спортивный баул.
— Володя? Доброе утро. А где Георгий? — отразившиеся в моём
голосе недоумение и растерянность скрыть не удалось.
— У шефа возникли непредвиденные дела на работе, я здесь по его
поручению. Не спешите, собирайтесь, я подожду столько, сколько
потребуется. Здесь рядом, в коридоре.
Я смолчала, по-прежнему стискивая в руках порожнюю сумку.
«Она пуста так же, как и я», — глупое сравнение резало без
ножа.
К моему оправданию, сейчас мне сгодилась бы любая, даже
крошечная поддержка — пусть её не рассмотреть с первого взгляда, но
если она есть, невидимая и могущественная, и от любимого мужа, то
приобнимая за талию, она не позволит согнуться под тяжёлой ношей —
чтобы жизненный мрак разбавился рассветным туманом.
А серый — это уже не чёрный, ведь так? Но если муж был занят,
что ж… Каждый из нас переживал горе, и каждый по-своему справлялся
с ним.
Вещи я складывала, не задумываясь, прокручивала в голове
недавнюю сцену. Почему Гера не приехал? Что настолько срочное
приключилось на работе? Одежды у меня было не много: два халата,
несколько пижам, домашний брючный комплект, тапочки, предметы
гигиены. Я переоделась в спортивный костюм, который с вечера
оставил Георгий. И ведь ни словом, партизан, не обмолвился, что у
него на утро запланированы важные дела. Хотя ему прекрасно известно
о моём далёком от приподнятости настроении.
«Ты постоянно забываешь одну важную вещь, Мира. Подавленное
состояние не у тебя одной», — внутренний голос мудрее меня самой.
Конечно, я не имела права упрекать, раз уж сама кругом
виновата.
Стянув потускневшие волосы в низкий хвост, я поплескала в лицо
ледяной водой. Видок у меня был ещё тот. В таких случаях чаще всего
говорят — в гроб краше кладут. «Тьфу, тьфу. Сплюнь дурная, шутить
про гроб в больнице».
— Да, Мира, довела себя, — пробормотала отражению в зеркале. А
после тряхнула головой и решительно вернулась в палату из смежной
туалетной комнаты.
Должна признать, что муж не поскупился. После того как мне
сделали экстренную операцию во время отдыха на море, Гера в срочном
порядке устроил мою перевозку в родной город. Королевский уход,
который мне организовали можно было принять за санаторный, если бы
не скорбный повод… Отдельная палата, туалет совмещён с душевой
кабиной, напротив кровати широченная плазма. Муж даже расщедрился
на услуги личной медсестры. Валечка целыми днями просиживала рядом
со мной, заставляя голову раскалываться от боли по причине
неумолкаемой трескотни. Но как бы я ни мечтала накрыть
очаровательную белокурую головку подушкой, чтобы приглушить хотя бы
на время бесконечный поток слов, льющийся из не менее
очаровательного ротика-бантиком. Но я, проявив недюжинную стойкость
и мужество, сдерживала себя. А всё потому, что, слушая истории из
жизни юной девушки, я на время отстранялась от собственных невзгод,
бежала от невыносимой боли, разрывающей моё несчастное сердце на
части каждый проживаемый день.
