— Юлиана, прекращай выделываться, —
звучит властный, циничный, насмешливый голос, от которого у меня по
телу начинают бегать мурашки. — Это тебе все равно не поможет.
Раздевайся! Покажи уже товар лицом.
— Нет, пожалуйста, не надо. Не
заставляйте меня это делать. — отчаянно помотала я головой. Стало
очень страшно. До безумия, до темноты в глазах, до остановки
сердца.
Сознание отчаянно сопротивлялось, не
в силах принять ужасающую реальность. Из-за предательства подруги
и, по совместительству, коллеги я стала продажной девкой. Она
подставила меня, обманула. Использовала мои документы, чтобы
подписать порочный контракт, а потом смылась.
А на моей шее теперь висит огромный
долг, который нужно выплатить. Или отработать те услуги, которые
упоминались в бумагах. Но платить мне нечем, а деньги, переведенные
за контракт, ушли в совсем другой карман.
И доказать я теперь ничего не могу.
Бумаги оформлены на мое имя. На них стоит моя подпись. И подделана
она так хорошо, что даже я не могу найти отличия. Хотя точно знаю,
что не могла подписать этот документ. А Машка отключила телефон.
Наверное, уже и из города свалила вместе с деньгами. А
расплачиваться теперь мне.
— Не надо, прошу вас. Я не брала
ваших денег, я же говорила. Ищите настоящую виновницу и заставляйте
ее отрабатывать.
Я хватаюсь за последнюю соломинку.
Пытаюсь убедить мужчину в своей невиновности. Ведь можно же
проверить счет, куда ушел перевод, провести графологическую
экспертизу.
Можно, но никому это не нужно. Кроме
меня. А Горецкому, судя по всему, все равно кого трахать. Перед ним
стою я, а деньги уже ушли. Лишняя морока ему ни к чему. Ему нужно
взять свое.
— Хватит дурить мне голову, —
раздраженно шипит он. — Ты сама видела документы. Там твое имя. И
подпись тоже твоя. Все совпадает с твоими паспортными данными.
Счета я проверять не буду. Мало ли, кому ты их перевела для
прикрытия. Чтобы и деньги урвать, и отвертеться от контракта. Не
делай из меня дурака! Эти песни про подставу мне знакомы. На такую
дешевую удочку я не клюну. Раздевайся!
— Нет! — выкрикиваю отчаянно, из
последних сил. Пячусь назад до тех пор, пока не натыкаюсь на стену,
которая становится единственной моей опорой.
Горецкий молчит долго. Сверлит меня
своими темными глазами. Потом тянется к бутылке, стоящей на
столике. Плескает в пузатый бокал немного жидкости. Смакует ее,
отпивая глотками. И снова смотрит на меня.
— Значит, так. Юля. Если ты не дура,
то поймешь с первого раза.
Я киваю, трясясь от страха. В голосе
мужчины звенит сталь, отчего моя кровь буквально стынет в
жилах.
— Я устал от твоих игр. Так что
завязывай. Не хочешь отрабатывать — возвращай бабло и вали на все
четыре стороны. Свободна как ветер. Принуждать не буду.
— Но у меня нет этих денег. Я их не
брала. В сотый раз повторяю.
— Оставь эти сказки для своей
бабушки. — оскалился он, недобро усмехнувшись. —Раз не хочешь
возвращать, то у тебя два выхода. Первый — ты отрабатываешь свой
контракт. Все до последнего дня. А второй… Я продаю тебя Романову,
и крутись как хочешь. Там тебя тем более слушать не будут.
— Кто такой Романов? — выдавила
заплетающимся языком. Потому что чувствовала, что альтернатива
будет еще хуже.
— Вадим Романов — владелец сети
борделей. — усмехнулся Горецкий. — Элитных, конечно. Но легче тебе
от этого не будет. Ты даже не представляешь, как много извращений
скрывается в сознании мужчин с тугими кошельками. Ради воплощения
их в жизнь они готовы платить сотни тысяч. Только вот девчонок
после таких развлечений потом собирают по частям. Я знаю, о чем
говорю, поверь. Так что лучше тебе не нарываться.
Мамочки! Я прикрыла глаза, чувствуя
как ускользает сознание. Бордели, Господи, он меня угрожает
отправить в бордель. Что может быть хуже?
