Старик сидел на скамеечке. Он выставил клюку и был похож на погибающий марсианский треножник. И даже валенки не казались лишними. При известном воображении можно было решить, что местные мародеры, напротив, разули пришельца, надругались над лишней ногой летательного аппарата. Во многом прочем мертвая клюка не отличалась от живых конечностей, таких же тонких и одеревенелых. Скамеечка устроилась под дубом, к которому дед привалился бочкообразным туловищем. Шеи не было, хотя от нее росли руки; из-под ушанки смотрели маленькие прозрачные глазки.
Балансиров ненатурально откашлялся. Внимательно присмотревшись к ввалившемуся, плотно сомкнутому рту, он сел и ослабил узел галстука. Колючая кожа дрогнула, старик пожевал.
– Уважаемый! – позвал Балансиров и тронул деда за рукав. – Я из столицы приехал, статью писать буду про ваше село. Вопрос позволите?
– Задавайте, – прохрипел тот, ухитряясь сочетать удивление с безучастием. Безучастия было побольше, а удивление вызывалось не городским происхождением Балансирова и не статьей; оно возбуждалось ежесекундно по поводу самых обычных событий. Заговорили с тобой – вот и причина задуматься. Старик, однако, удивлялся не столько явлениям бытия, сколько своей способности на них отзываться.
– Говорят, у вас тут пошаливают, – Балансиров уважительно понизил тон.
– А как же без этого, – рассудил дед.
– Летающие тарелки, – уточнил гость.
– Ну, – старик не спорил.
Балансиров подумал, что и его самого старожил-собеседник, намекни ему кто, равнодушно признал бы посланцем далеких звезд.
– Энэло, – Балансиров сверлил деда любознательным взглядом. Его глаза были похожи на высохшие оливки.
Тот непонятно вздохнул. Поскольку слов не последовало, газетчик продолжил допрос:
– Расскажите мне, пожалуйста, какой он был, этот энэло?
– Не знаю я, какой-такой энэло, летит себе, пропеллером круть-круть-круть…
Балансиров какое-то время наблюдал за стариком, потом решительно ударил себя по коленям. Дедушка дословно повторил описание, которое сам же и дал в телепередаче, увидевшей свет полугодом раньше. И тогда Балансиров, отродясь не работавший ни в какой газете, немедленно взял старика на заметку. А заодно и нанес на секретную карту очередной кружок.
– Пьете, дедушка? – неожиданно спросил он, делаясь все фамильярнее и наглее.
Старик неопределенно мыкнул. И сразу пояснил с осторожной надеждой:
– Что же не выпить, когда для дела.
– Понятно, понятно, – кивнул Балансиров. Вспомнив вдруг, что ему следует изображать из себя журналиста, он вытащил стерильно чистый блокнот. Занеся ручку, осведомился: – А вас самого, дедушка, не навещали?
– Что меня навещать, – сумрачно ответил дедушка.
– И чего это мы все без имен? – опомнился приезжий. – Иванов, – он протянул деду руку. – Как прикажете величать?
– Блошкины мы, – старик нехотя дал ему вялую в движении, но твердую на ощупь ладонь.
– Нет ли в селе городских? – допытывался Балансиров. – А? Гос… товарищ Блошкин? Никто тут в последнее время не появлялся?
– Не мое это дело, – бесстрастно проскрежетали Блошкины. – Стоят какие-то на краю села. Не местные.
– Давно приехали?
– Да кто их знает. Вроде, недавно.
– Угу. Вы мне очень помогли. Ну, а когда же вы в последний раз видели энэло?
– Круть-круть-круть, – дед рефлекторно завел прежнюю песню.
