Саня сидела на подоконнике и считала пингвинов.
– Ты опять? – спросил я, выпуская на пол рюкзак с кирпичами. В прошлом месяце я приносил по восемь кирпичей, но с тех пор как замер лифт, стал брать по шесть.
– Соседи могут заметить что ты без бахил! – скучно напомнил я, ведь последние соседи из дома напротив ушли с последней эвакуационной колонной еше три месяца назад. Докладывать про нас было некому, разве что где-то летает дрон. Я положил на стол двух теплых подстреленных голубей.
– Сегодня они разгромили магазин, – Саня протянула ко мне тонкие руки, от нее пахло Индией, – И вон там добрались уже до третьего этажа. Кажется, они собираются вить гнезда.
Я посмотрел вниз и вперед. Магазин никто разумеется не трогал. Его опущенные жалюзи уже начали ржаветь и зарастать травой. И брать там внутри давно нечего. Панорама улицы почти не изменилась со дня добровольной эвакуации. Только бетонные сваи поперек, и сгоревшая баррикада на перекрестке. И много пустых распахнутых окон. В первые недели бегали кошки и собаки, много. Поскольку животных запретили брать в лагеря Спасения. Но теперь зверья почти не осталось. Жирная кошка стоит уже два литра бензина. А выдачу бензина гражданским урезали до бочки в месяц.
– Я насчитала почти две сотни, – доложила Саня, высыпая в кастрюльку порцию гречки, – Толстые такие, здоровые. Знаешь, я думаю, раньше это были разведчики, а теперь они приходят с семьями.
– Пингвины не могут вить гнезда, – напомнил я, хотя спорить не имело смысла. Вообще ничего уже не имело смысла.
Я аккуратно отстегнул бахилы, поставил на зарядный коврик и щелкнул клавишей генератора. Очень вовремя я вернулся, индикатор моргал на пределе. Раньше хватало часов на шесть, теперь я не рискую забираться дальше моста. Новые батареи к бахилам есть только у военных, но могут и застрелить. Мотор послушно запыхтел, выбрасывая в окно кухни бензиновую отрыжку, и пошла спасительная зарядка. Горючего у нас оставалось меньше канистры.
– Что будем делать, когда кончится бензин? – Саня разложила клеенку, принялась ощипывать птицу, – Мне кажется, я видела вчера людей без бахил…
– Без бахил их быстро накроют, – перебил я, – Или уже забрали и выслали в лагерь для больных…а может отрезали им ноги.
– Почему же они не забирают меня? Ведь пока ты охотишься, я почти все время сижу босиком. Слушай, а вдруг это неправда, про краснокожих? – тихо спросила Саня, – Я пока тебя ждала, стала думать. Вдруг команчи уже не насылают на нас лучи, ведь все из городов эвакуировались. Может уже можно опять ходить просто в обуви?
Ладно, сказал я, пока генератор работает, можем себе позволить. И включил телевизор.
– Смотрите пресс-конференцию генералиссимуса, – сквозь рябь и помехи сообщил ведущий. Миг спустя показали усталую добрую спину в камуфляже, кусок стола с микрофонами и зеленое полотнище палатки. Журналисты, как положено, сидели наружи, вокруг совсем другой палатки, совсем в другом лесу.
"Сегодня мы предложили команчам наш новый мирный план урегулирования, – искаженным электронным голосом произнесла спина, – Они прекращают подбрасывать пингвинов в Черное море к нашим границам, а мы отзовем наши чумные субмарины…"
Я переключил канал.
– Как вы знаете, команчи живут на той стороне земли, и прямо сквозь земной шар, по прямой, насылают на нас пяточный грибок, – уверенно вещал лысый очкарик в белом халате, – Единственный способ не остаться без ног – это всегда быть во включенных бахилах, и дома, в вашей палатке в лагере Спасения, и в постели, и главное – никогда не покидать ваш лагерь…
Я переключил на канал "Спаси и сохрани". Там женщины из шестнадцатого эвакуационного лагеря Спасения рассказывали, как они счастливы в палатках, и как отличить полезных для здоровья лягушек от вредных.
