Кипун осторожно выбрался из дома в ночь. Самое сложное – не разбудить деда. Родители спали за перегородкой, а дед стелил у самого входа. Он говорил, что у него старческая бессонница, она заставляет его часто вставать ночами и долго курить трубку, сидя на крыльце. Дед не хотел никого беспокоить своими хождениями, скрипами, кашлями. Но сегодня именно Кипун не хотел никого беспокоить, в том числе деда.
Если проснётся хоть кто-то из домашних – всё пропало. Придётся ждать следующего раза. А когда он будет, этот следующий раз? Через восемь лет? Через десять? Десять лет – целая вечность. Это почти две трети от того времени, что он прожил на этом свете. Через десять лет ему будет двадцать пять! У отца и матери в этом возрасте уже росли и он, Кипун, и Жданка. Но никто из родителей не был ни рвущимся, ни одаряющим. Да что родители! В их селении вообще никого с даром не было. Поговаривают, что дар был у материного брата, дядьки Дыма. Но Кипун был слишком мал, когда дядька помер. Кипун даже не помнил, что именно там произошло. А расспросы и разговоры на эту тему не поощрялись.
Кипун прошлёпал босыми ногами по утоптанному до состояния камня двору, вытащил из-под ветоши приготовленные с вечера вещи и выскользнул за ворота. Старый распластавшийся на пузе пёс сонно заворчал на него, но глаз не открыл. Кипун мысленно порадовался, что их дом стоит с краю и не нужно бежать мимо чужих дворов, чтобы добраться до моря.
Казалось, что всё вокруг Кипуну помогает. И дед с его на удивление крепким сном, и бесшумно отворяющиеся двери, и калитки, и безветренная погода, и затянутое непроглядными облаками небо. Где-то там, далеко за облаками, сияли луны. Старшая, Средняя и Младшая кружились в бесконечных танцах. У каждой из них был свой ритм, свой путь, но Кипун знал, что совсем скоро они спляшут вместе. А значит, стоило поспешить.
На берегу в нос ударил запах сушившейся под навесом рыбы и пряных трав. Кипун прошёл мимо лодок, смотрящих килями вверх. Ласково погладил одну из них по борту. Кормилица! Крепкая, просторная. По-хорошему, чтобы добраться от Угря до Срединного острова, следовало брать её. Так было бы быстрее и безопаснее, если бы Кипун не должен был проделать весь путь один. Одному не справиться – даже на воду не спустить. Да и оставлять семью, пусть и на время, без возможности выйти в море было подло. Нет! Кипун поступит иначе. Он возьмёт дедову однодерёвку.
Лодчонка была небольшая, юркая и норовом в деда. Даже отцу на ней было неуютно, он был слишком велик для узкой плоскодонки. Переворачиваться не переворачивался, но веслом работал всегда плавно, с опаской. А вот Кипун однодерёвку любил. Накунался по первости, конечно, пока учился, но уж когда освоился!.. Жаль только, ходить в ней можно лишь по мелководью. Но ничего! Кипун пойдёт кружным путём, вдоль берега, от острова к острову. Архипелаг невелик, так что до полудня успеет. Лишь бы не перехватили.
Мягкий плеск волн в темноте успокаивал, дарил надежду, что всё получится. Кипун пристроил в лодку флягу с водой и небольшой свёрток с одеждой. Зашёл в воду, толкая лодку одной рукой, лишь слегка помогал второй, в которой было зажато весло. Когда края закатанных штанин намокли, Кипун положил весло поперёк однодерёвки, так, чтобы слегка притопить лопасть. Придерживая его, опёрся на руку, привычно забрался в лодку и легко, чуть пружинисто поднялся на ноги. Обернулся.
Смутно виднелись жерди с развешанными на просушку сетями. Сети колыхались на ветру, будто махали беглецу на прощанье, желали счастливого пути. Кипун улыбнулся. Ухватил весло и погрузил его в воду. Потянул на себя. Однодерёвка послушно переместилась.
