Глава 1. Мельница проклятых душ.
Заметает, понимаешь, вьюга! Метель такая, что хоть глаз коли, хоть кусачки прикладывай – один черт, ничего не видать! А вокруг – лес, как чернильная яма, волки воют, будто на похоронах тещи. И вот в этой самой живописной… гм… дыре стоит мельница. Ветряк, скрипучий, как старый дед, крутится, будто из последних сил. А в мельнице – свет! Тепло! Запах свежеиспеченного хлеба… и, конечно, коварство!
Мельник, Степан Степанович, личность колоритная. С виду – простак простаком: борода лопатой, глаза добрые, будто у теленка, руки – как корни дерева. Но внутри… внутри у него жил, Наполеон! Только не на лошади, а на мешке с мукой. И не с армией, а с крысами. Зато планы – грандиозные!
И вот в эту самую ночь, когда природа решила показать, кто в доме хозяин, к мельнице подкатили три телеги. Лошади – мокрые, как кошки после купания, кучера – матерятся, как сапожники на ярмарке. А в телегах… купцы! Жирные, румяные, увешанные золотом, как новогодняя елка игрушками. Везут, понимаешь, сокровища персидские! Шелк, ковры, драгоценности… а главное – золотые монеты, звенящие, как песни Софии Ротару!
Степан Степанович встретил их, как родных. Расшаркался, поклонился, в мельницу, значит, пригласил. Мол, чего тут мерзнуть, дорогие гости? Заходите, погрейтесь, я вас чаем напою, пирогами накормлю. А сам, понимаешь, глазки бегают, как мыши по амбару. Видит – добыча! Жирная, сочная, прямо в руки плывет!
Купцы, конечно, обрадовались. Разморило их в тепле, расслабились. Чай пьют, пироги уплетают, да разговоры разговаривают. О торговле, о налогах, о женах сварливых. А Степан Степанович подливает им вино. Вино – знатное! Настойка на травах, секретный рецепт. Только вот в вине том, кроме трав, еще кое-что было… Яд! Да не простой, а змеиный. Степан Степанович его у цыган выменял, за старую мельничную шестерню. Говорил, шестерня волшебная, желания исполняет. Цыгане, конечно, посмеялись, но шестерню отдали. А Степан Степанович только ухмыльнулся в бороду. Знал он, для чего шестерня ему нужна.
И вот, значит, пьют купцы вино, пьянеют. Глаза мутнеют, языки заплетаются. А Степан Степанович сидит, как ангел невинный, улыбается. И ждет. Ждет, когда яд начнет действовать.
Первым, скрутило самого толстого купца, Афанасия. Заохал, зашатался, позеленел, как огурец. И – бух! – под стол. Остальные, конечно, всполошились. Что такое, мол, Афанасий? Может, ему плохо?
А Степан Степанович, понимаешь, руками разводит. Да вы что, говорит? Может, переел просто? Сейчас, говорит, водички принесу, отлежится. И – раз! – топором по голове! И второго купца – туда же! И третьего…
Кровь, крики, вопли… Но никто не услышал. Метель заглушила все. Степан Степанович, как заправский мясник, с купцами разделался. Трупы, значит, в мешки попихал, и в реку. Река-то у него, под самой мельницей течет. Удобно!
А потом принялся за сокровища. Все до последнего золотого самородка в телеги перегрузил, да на берег реки, под старый дуб, отвез. Выкопал яму глубокую, все туда свалил. И вот тут, понимаешь, черт дернул его! Взял он топор, да и отрубил голову старшему купцу, Афанасию. И в яму, к сокровищам, бросил. Мол, будешь, Афанасий, мои сокровища охранять! Чтобы никто не позарился!
Закопал он яму, землей присыпал, дерном прикрыл. И стоит, значит, довольный, как слон после купания. Думает – вот оно, счастье! Вот она, жизнь удалась!
Но тут, понимаешь, сердце его и подвело. Видно, не выдержало такой нагрузки. Бах! – и упал замертво. Прямо на свою лопату! Вот тебе и Наполеон! Вот тебе и сокровища!
А дальше – тишина. Только метель воет, да мельница скрипит. Никто не знает, что под старым дубом, на берегу реки, лежат сокровища персидские. И голова купца Афанасия, их охраняет.
